test.chelsea-fc.ru

взято с сайта http://www.footballtop.ru
Перевел Вячеслав Божко

"Мыслю, следовательно, играю"

Автобиография Андреа Пирло. Предисловие

Андреа Пирло из тех игроков, что принадлежат каждому. Людей вроде него нужно беречь. Каждое поле — его поле: люди смотрят на Андреа как на общего чемпиона. Он выводит их за пределы шаблона о преданности одной команде. В Пирло они видят Италию.

Если честно, я не удивлюсь, если Андреа спит в синей пижаме в цвет формы национальной сборной. Он безгранично любит ее.

Прежде чем говорить о сегодняшнем Андреа (и завтрашнем, и вечном), нужно вернуться в дни, когда я тренировал молодежные команды «Аталанты». Я отвечал за allievi1, мы постоянно обсуждали соперников и талантливых игроков, против которых предстоит играть. Мы часто упоминали «Интер» и «Милан», но большинство разговоров сводилось к «Брешии». Соперничество с ней было главной местной разборкой, делом чести2.

«Чезаре, я видел действительно талантливого парня. Он безумно хорош. Проблема в том, что игрок выступает за Giovanissimi (самый маленький возраст) «Брешии».

Меня поразили не его слова, а выражение лица. Это был толковый парень, повидавший сотни игр. Нам повезло: на следующей неделе малыши из «Аталанты» играли с «Брешией» — командой, в которой маленький мальчик на два или три года младше партнеров плел свои кружева. Мальчика звали Андреа Пирло.

Я потерял дар речи. Никогда не видел ничего подобного. У меня сложилось впечатление, что все наблюдали за ним и только за ним, думая: «Это тот самый. Это новый талант». В нем уже не видели ребенка.

Пирло сплачивает людей, потому что он и есть футбол. Он самый одаренный тип игрока, он никогда не допускал серьезных ошибок, он — воплощение игры. Поэтому и признан на всей планете, каждым касанием мяча он отправляет миру послание: иногда даже обычный парень способен на выдающиеся поступки.

Счастливцы, которые видели его в Бергамо, были лишь заурядными свидетелями его способностей. На поле он делает свое дело с обезоруживающей непосредственностью. Вокруг него футболисты, которым порой удается постигнуть его задумки. Неудивительно, что после каждого матча сборной Италии у нашей раздевалки толпятся соперники, желающие обменяться с ним футболками. Они тоже его любят.

Что действительно впечатляет, Андреа — тихий лидер. Очень редкое явление в футболе. Во времена, когда я сам играл и не думал о тренерстве, был знаком с фантастическим человеком — Гаэтано Ширеа3. Андреа поразительно похож на него. Они одинаково держат себя. В редкие моменты, когда тихий лидер решает что-то сказать, раздевалка замолкает и слушает.

Я был свидетелем таких памятных эпизодов. В первый раз в качестве партнера Гаэтано, во второй — когда тренировал сборную Италии. Я не забуду те впечатления. В первом случае меня наполнил благоговейный трепет. Во втором — восхищение. Урок прост: тот, кто не разбрасывается словами, получает награду в свое время. Награда заключается в безусловном уважении.

В этой книге Андреа говорит: «После чемпионата мира в Бразилии я завершу карьеру в сборной, повешу на гвоздь свое сердце. До того дня никто не должен говорить, что мне пора уйти. Кроме Чезаре Пранделли, если он сочтет нужным по тактическим соображениям».

Я определенно могу сказать: не сочту. Самая сложная вещь в работе тренера — сказать «хватит» настоящему таланту. Такой выбор в идеале нужно сделать совместно с футболистом. Но в реальности участие Андреа не обсуждается: я не вижу ни одной причины, которая может встать между ним и чемпионатом мира.

Люди вроде него и Джиджи Буффона воплощают дух настоящей Италии. Если бы каждый уважал футболку «Скуадры адзурры», как они, мы жили бы значительно лучше. После стольких сражений их мотивация остается на том же уровне, что и в первый день, когда они попали в национальную команду.

Андреа был рожден мечтателем, который позволяет мечтать и нам. Мне кажется, он остался ребенком, много лет назад натягивавшим форму «Брешии», большую, чем он сам. Был момент, когда «молодежка» «Аталанты» могла подписать его, но уход Пирло стал бы настоящим ударом для «Брешии». Даже была назначена встреча, чтобы обсудить переход Пирло, но наш осведомленный президент Перкасси понял, что мы затеваем дипломатический конфликт.

Я никогда не забуду его слова: «Пирло останется там, где он есть. Таких, как он, нужно оставить в покое. Он должен и дальше радоваться и счастливо играть. Я не хочу, чтобы на него давили. Он должен остаться игроком, который принадлежит каждому».

Перкасси прекрасно понял ситуацию. Он понял Пирло.

(1 — allievi — ученики.

2 — Брешия и Бергамо находятся в провинции Ломбардия. Расстояние между городами составляет 50 километров.

2 — Гаэтано Ширеа (1953-1989) — знаменитый итальянский футболист, чемпион мира 1982 года, игрок «Аталанты» и «Ювентуса».)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 1

Ручка. Красивая, подарочная, но всего лишь ручка. От Картье: яркая, чуть тяжелее, чем обычная шариковая, с эмблемой «Милана». Но все равно только ручка.

Синие чернила. Простой синий цвет. Я смотрел на ручку, вертел в руках, как ребенок возится со своей первой игрушкой. Я изучал ее под разными углами, искал скрытые смыслы. Пытался понять. Пытался так напряженно, что разболелась голова и пару капель пота стекли по лицу.

В итоге меня озарило. Это была всего лишь ручка. Ничего больше. Такая, какой ее создал мастер. Намеренно ли? Кто знает.

Неожиданно я услышал голос Галлиани: «Ради всего святого, не подписывай ей контракт с «Ювентусом». Хорошая шутка, хотя я рассчитывал на другой прощальный подарок. Десять лет в «Милане» закончились. Но я улыбнулся, потому что умею смеяться громко и долго.

«Спасибо за все, Андреа».

Я огляделся, пока вице-президент и исполнительный директор говорил, устроившись за столом. Я знал его офис как свои пять пальцев. Бункер в старом административном здании на Виа Туратти. Я бывал здесь и в лучшие времена: другие контракты, другие ручки. Но только сейчас я обратил внимание на стены, увешанные фотографиями. Снимки с богатой историей незримо померкли.

Там были разные фото: напоминавшие о славных временах и днях, которые случаются раз в жизни. Трофеи вздымались к небу, на котором никогда не было туч. Моя фотография покидала рамку, но не насильно. Я боялся, что «Милан» мне наскучит, и не хотел рисковать, поэтому если я и сожалел, то совсем чуть-чуть. Галлиани и мой агент Туллио Тинти чувствовали то же самое.

Мы попрощались без сожаления. Нам не понадобилось и полчаса. Время нужно влюбленным. Когда чувства ушли, лучше просто извиниться.

«Андреа, наш тренер Массимилиано Аллегри сказал, что если ты останешься, то не будешь играть в центре полузащиты. Он нашел для тебя другое место — на левом фланге».

Маленькая деталь: я считал, что максимально полезен в центре. Рыбе нужна глубина. На мели она тоже как-то выживет, но это разные вещи.

«Ты сидел на скамейке или на трибуне, а мы все равно взяли скудетто. И ты знаешь, Андреа, у нас новая политика. Если тебе за 30, контракт продлевается только на год».

Еще одна маленькая деталь: я никогда не чувствовал себя старым. Я лишь невольно замечал, как люди пытаются создать впечатление, что со мной покончено. Даже сейчас мне непонятно, с чего они так решили.

«Спасибо, но меня это не устраивает. «Ювентус» предложил трехлетний контракт».

Я вежливо отказал «Милану». Тем весенним днем в 2011-м мы даже не говорили о деньгах. За 30 минут речь о них не зашла ни разу. Я хотел, чтобы ко мне относились как к ключевому футболисту, а не выбрасывали на помойку.

Эра подошла к концу. Я нуждался в переменах. Тревожные сигналы поступали с середины сезона, который оказался для меня последним в «Милане». Его перечеркнули травмы. Я приехал в Миланелло и осознал, что не хочу идти в раздевалку. Я не хотел переодеваться, не хотел работать.

Я нормально общался с партнерами и Аллегри, но что-то витало в воздухе. Я заметил трещины в стенах, которые годами защищали меня. Мне приходилось заставлять себя.

Желание попробовать что-то другое, подышать другим воздухом давило на меня все сильнее. Поэзия, окружавшая меня, превратилась в рутину. Я не мог смириться. Даже фаны нуждались в разгрузке. Они столько лет аплодировали мне на «Сан-Сиро» по воскресеньям, субботам, вторникам и средам, но теперь, возможно, хотели вклеить другие лица в альбомы Panini, хотели услышать новые истории. Они привыкли к моим финтам и решениям. Они больше не восхищались моей игрой. Выдающееся стало для них нормой.

Было трудно свыкнуться с идеей, что я больше не Пирло. Ее несправедливость подвигла меня на поиски новых стимулов.

Мы в тысячный раз играли в PlayStation с моим другом, братом, партнером и соседом по комнате Алессандро Нестой. Мы делили хлеб и вместе переживали приключения. В перерыве между играми я признался: «Сандро, я ухожу».

Он не удивился: «Жаль, но ты поступаешь правильно».

После моей семьи он узнал первым. Я постоянно держал его в курсе. Одни недели были хуже других. У меня внутри включился обратный отсчет, но покидать обжитое место нелегко. Я знал о «Милане» все, включая его секреты.

«Милан» — это целый мир. Он дал мне больше, чем я ему. «Милан» вызывал у меня сильные чувства. Порой меня наполняли боль, грусть и уныние. Я выучил важный урок: иногда полезно поплакать. Слезы показывают, кто ты есть, и я не стыжусь их.

Я держал посадочный талон не в руке, а в голове. Как пассажир в аэропорту за секунду до посадки, я машу рукой друзьям, семье и врагам. Что-то всегда остается позади.

Я ежедневно звонил агенту, особенно когда лечился после травмы. Хотя былого рвения при восстановлении не проявлял. Массимо Амброзини и Марк ван Боммел играли сразу перед защитниками. Мои друзья из лучших побуждений перевернули мой дом вверх дном и хозяйничали на лужайке, за которой я так трепетно ухаживал.

«Туллио, есть новости?»

Он радовал прекрасными новостями. Чем больше я хирел в «Милане», тем выше был спрос — странный закон футбола. Я стал крестиком на карте сокровищ. Даже «Интер» проявил интерес. Если бы это просочилось в СМИ, то землетрясение сломало бы сейсмограф.

Они задали Туллио один вопрос: «Андреа хочет вернуться?» Он пообещал передать мне предложение. Мы ничего не предпринимали. «Давай узнаем, чего они хотят», — сказал я.

Они четко обозначили свой интерес, но медлили. Они ждали окончания сезона, чтобы определиться с тренером и планами. Мне напрямую позвонили лишь раз. Я хорошо помню то утро понедельника, сезон только закончился.

— Привет, Андреа, это Лео.

Звонил Леонардо, на тот момент еще тренер «Интера».

— Чао, Лео.

— Слушай, наконец все утряслось. Президент Моратти дал зеленый свет, можем приступить к переговорам.

Он рассказывал об «Интере» прекрасные вещи, говорил, что ему доверяют и он полон энергии. Намечался отличный вызов — вернуться туда, где уже играл. Перейти на другую сторону после десяти лет в «Милане», девять из которых были выдающимися. Леонардо помог бы мне устроиться, если бы через несколько недель не принял предложение шейхов из «ПСЖ».

— Андреа, в новом «Интере» ты будешь ключевой фигурой.

Я думал об этом, но решил, что не имею права перейти в «Интер». Болельщики «Милана» не заслуживали такого.

-- Спасибо, Лео, но я не могу. Вчера я подписал контракт с «Ювентусом».

Я никогда не признаюсь — какой ручкой.

Автобиография Андреа Пирло. Глава 2

Отработанный материал. Выброшенный на свалку. Уничтоженный, взорванный и разряженный. Списанный в запас и похороненный. Выведенный из обращения. «Титаник» в миниатюре, с миланским туманом вместо айсберга. Если в Милане были люди, которые надеялись, что я кончу именно так, они ошиблись.

Хочу поблагодарить тех, кто просчитался. Если бы хрустальный шар, обиженный грубыми руками, не ошибся с предсказанием, я так и не почувствовал бы себя обычным парнем. Среднестатистическим футболистом.

На короткий период я погрузился в виртуальную реальность, где жил другой Андреа Пирло, каким я мог стать, но никогда не стану. Ко мне относились, как к заурядности, давая передохнуть. На самом деле, достигался обратный эффект: люди еще крепче верили, что я особенный.

Ребенком и подростком я протестовал против слов, которыми меня характеризовали: «уникум», «особенный», «избранный». Со временем я смирился и научился использовать их себе во благо.

Мне и людям, которые обо мне заботились, пришлось непросто. С ранних лет я знал, что играл лучше других, и обо мне заговорили — не всегда хорошо. Мой отец Луиджи не раз переходил с одного конца трибуны на противоположный, чтобы не слышать сквернословия других родителей.

Он уходил, чтобы не сорваться и не портить себе настроение. Ему нечего было стыдиться, он просто игнорировал злословие и покидал трибуну быстрее Форреста Гампа. Он усаживался там, где тише и спокойнее. К несчастью, вспышки гнева не пощадили даже мою маму Лидию.

— Кем он себя возомнил? Марадоной?

Любимый рефрен других родителей. От зависти они восклицали очень громко, пытаясь спровоцировать ответ. Они не понимали, что делают мне гигантский комплимент. Марадона! Боже мой! Это как назвать гимнаста Юрием Кеки1, баскетболиста Майклом Джорданом или модель Наоми Кэмпбелл. Или как сравнить Сильвио Берлускони с гигантом2.

Изначально мы были в неравном положении: взрослые оскорбляли маленького мальчика. Чертовски неправильно. Единственной защитой оставалась эффектная игра, за которую они и поливали меня грязью.

Я жил с грехом, которого не совершал, но меня словно защищали невидимые доспехи. Но даже они не могут спасти от всех отравленных стрел и острых мечей. В 14 лет их мощь обрушилась на меня. Я играл за детскую команду «Брешии», вернее, команда играла против меня.

— Дайте мне пас.

Тишина. Странно: я кричал громко и по-итальянски.

— Ребята, дайте мне пас.

Снова тишина. Такая оглушительная, что я слышал эхо своих слов.

— Что происходит?

Молчание. Все делают вид, что оглохли.

Никто не давал мне мяч. Мои партнеры играли друг с другом, выключив меня из игры. Я был там, но они меня не видели. Или, правильнее сказать, видели, но делали вид, что меня не существовало. Они обращались со мной, как с прокаженным, просто потому, что я лучше играл в футбол.

Я ходил, как призрак. Они сговорились против меня, даже не смотрели в мою сторону. Абсолютное игнорирование.

— Вы дадите мне мяч или нет?

Тишина.

Я рассердился и разрыдался. Прямо на поле, среди 21 соперника. 11 из другой команды, 10 — из моей. Я не мог остановиться. Я бежал и плакал. Ускорялся и плакал. Стоял и плакал. Я был угнетен. Тяжелый удар для подростка, я был слишком молод для подобных вещей. В таком возрасте нужно забивать голы и радоваться. Но факт, что я забивал много, расстраивал людей.

Тот случай повернул мою карьеру. Я встал перед выбором: озлобиться и остановиться или озлобиться и продолжить. Я склонился ко второму и не прогадал. Я бросился отнимать мяч: раз, два, сто… Я против всего мира. Я был благородным крестоносцем. Никто не хотел играть со мной? Отлично, тогда я один буду своей командой. Я был опасен. Их десять, но они не могли забить, я справлюсь один. Я обведу всех до одного, включая парней в такой же форме, что и я.

Меня неправильно понимали. У меня не было малейшего намерения вести себя, как суперзвезда. Все проще: я так создан. Я играл на чистых инстинктах, без пижонства. Я ждал пас, шанс исполнить финт или ударить по воротам и делал это. Если задуматься, я опережал самого себя.

Даже в те ранние годы мне приходилось поддерживать высокие стандарты. Для остальных нормально сыграть средне. Но если я не блистал, это считалось провалом.

С самого начала мне говорили, что я кажусь уставшим, как будто не могу продолжать. Их вводила в заблуждение моя манера передвигаться. Казалось, что я с трудом двигаю ногами, делаю маленькие шаги. Маленький шаг для меня, гигантский шаг для всего человечества. Или что-то вроде того.

В тот день что-то щелкнуло во мне: вокруг столько людей, я не откроюсь им. Но вечером вышло иначе. Я затеял долгий и тихий разговор с самим собой. Сейчас он кажется сумасшествием: «Андреа, твой дар не должен висеть на тебе камнем. Правда в том, что ты лучше других, ты должен гордиться. Природа одарила тебя, она была в хорошей форме в день твоего рождения. Так используй ее дар.

Хочешь стать футболистом? Эта мечта не дает тебе покоя? Другие хотят быть астронавтами, а тебе плевать на космос? Тогда иди и пинай мяч. Дай понять, что он принадлежит тебе. Завистники его не заслуживают. Они хотят обокрасть тебя. Улыбнись. Будь счастлив. Запомни этот прекрасный момент и переживи еще много таких же.

Продолжай, соверши скачок, если сможешь, возьми с собой отца. Те, кто позади, скоро отстанут. Так написано в звездах. Беги, Андреа, беги!»

Даже сегодня я не уверен в своей уникальности и незаменимости. Но я пытаюсь доказать это людям, которые судят обо мне поверхностно. Я пришел к выводу, что я иначе понимаю игру. Вопрос в точке обзора, широте зрения. Я вижу большую картину.

Обычный полузащитник смотрит на поле и видит пару форвардов. Я фокусируюсь на пространстве между мной и нападающими, через которое я могу протащить мяч. Вопрос, скорее, в геометрии, а не в тактике. Пространство кажется мне больше, мне проще проломить стену и ворваться в него.

Меня сравнивают с Джанни Риверой3. Я никогда не видел его игры, даже в записи, поэтому не могу судить о справедливости сравнения. Я никогда не замечал, что футболист из прошлого или настоящего похож на меня. Я не выискиваю клонов. Да и овечка Долли никогда не будет похожа на других овечек.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=rpty5-YuQ8k[/video]

Меня не волнует давление. Днем 6 июля 2006 года я поиграл в PlayStation, поспал, а вечером выиграл чемпионат мира.

Строго говоря, моим невольным учителем стал Мирча Луческу4. Он забрал меня 15-летнего из молодежки «Брешии» и привел прямиком в мир больших мальчиков. Я оказался в команде, где играли футболисты за 30, которых раздражало, что я путаюсь у них под ногами. Они были в два раза старше и порой в два раза жестче меня.

«Андреа, играй, как играл в молодежной команде»,— первое что я услышал от Луческу. Как маленький послушный солдатик, я пообещал так и сделать. Я понравился не всем, особенно — ветеранам. Они пользовались наибольшим авторитетом в раздевалке и казались мне стариками.

Как-то я обыграл одного из них три раза подряд. Четвертый был ошибкой. Он совершил худший фол всех времен, умышленно въехав мне в колено. Не было смысла говорить, что он не хотел, никто бы ему не поверил. Он тоже думал, что я веду себя, как суперзвезда, хотя я просто выполнял установку Луческу. Он подмигнул мне: «Не беспокойся, все в порядке. И обязательно проделай это еще раз». Он тепло говорил со мной, затем повернулся к остальным и скомандовал: «Дайте мяч Пирло, он знает, что с ним делать».

Это история странной дружбы человека и предмета. Я понимал, как делать определенные вещи с мячом, хотя ни разу не пробовал. Первым триумфом стал день, когда партнеры чаще пасовали мне, чем били. На первой тренировке соотношение было 10 к 1 (10 покушений на убийство против одного полученного мяча, да и то, как правило, случайно). Со временем дела пошли в гору, настал день, когда число передач превысило количество ударов по ногам.

Я был счастлив, особенно — за отца, который получил абонемент в лучшие кожаные кресла прямо по центру трибуны. Ему не нужно было брать с собой беруши. Завистники остались там, где и были, в детском чемпионате.

(Примечания:

1 — Юрий Димитри Кеки (1969) — итальянский гимнаст, чемпион Олимпийских игр 1996 года, многократный чемпион мира и Европы. Наиболее успешно выступал в упражнениях на кольцах.

2 — Рост Сильвио Берлускони — 1,65 метра.

3 — Джованни (Джанни) Ривера (1943) — выступал за «Алессандрию», «Милан» и сборную Италии. Обладатель «Золотого мяча»-1969. Лучший бомбардир чемпионата Италии 1973 года. По версии МФФИИС занимает 20-е место среди лучших игроков мира, 12-е место среди лучших игроков Европы XX века. По той же версии Ривера — лучший футболист Италии XX века.

4 — Мирча Луческу тренировал «Интер» в сезоне-1998/99.)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 3

Дети из «Брешии» были обычными ребятами, незлобливыми, но они боялись своей мечты. Она придавила их и разрушила. Они видели во мне чудовище, которое хочет украсть у них будущее. Я протянул руку, чтобы повести их за собой, а они повернулись спиной. Они остались позади, а потом окончательно выпали из гонки за место в профессиональном футболе. Я буду гнаться за лидером и, возможно, финиширую вторым, но никогда не сойду с дистанции заодно с другими. Ребята из «Брешии» не понимали этого.

Я прекрасно понимал, что происходит в их головах, когда обнаружил их в трясине, изъеденных червями зависти. Я и сейчас слышу хор их голосов: «Мы хотим играть в «Барселоне» и «Реале»!

Я знаю, потому что они рассказывали мне, как и я им. Стать футболистом — только половина мольбы, которую мальчик пишет в школьном сочинении и с которой обращается к небесам. Другая половина — клуб, за который он хочет играть.

В наших списках лидировала Испания, она очаровала нас. Перекусывая между тренировками, мы фантазировали, как играем в Испании. Мы хотели, чтобы наш сок превратился в сангрию1 или даже червезу2. Дважды я почти воплотил мечту.

Летом 2006-го мы только выиграли чемпионат мира, я упивался жизнью. Я катался на велосипеде по тихим улочкам Форте-деи-Марми3. На набережной со мной здоровались прохожие, я приветствовал их почтительными кивками:

— Привет, Андреа.

— Добрый день.

— Какая прекрасная погода, Андреа.

— Добрый вечер.

— Хороших снов, Андреа.

— Доброй ночи.

— Привет, Андреа.

— Холла.

— Мы возвращаемся в Милан, скоро увидимся, Андреа.

— Адиьос.

— Поедешь на старое место, чтобы выпить немного, Андреа?

— Как всегда.

Наверное, они думали, что победа над Францией в финале чемпионата мира сожгла мой мозг, но кое-чего они не знали. Важная деталь: я принадлежал мадридскому «Реалу», а не «Милану». Я был игроком королевского клуба в голове, в душе и в сердце. Меня ждал 5-летний контракт с «Реалом» и одна из самых больших зарплат в истории.

Казалось, кое-кто в «Милане» ввязался в авантюру. После победы на чемпионате мира, второй по популярности темой в Италии было кальчополи. Сегодня я читал, что нас отправят в Серию В, а завтра — что дадут 15-очковый штраф. На следующий день нас требовали лишить трофеев. Через некоторое время я начал думать, что Джона Леннона убил не Марк Дэвид Чапман, а кто-то из руководства «Милана».

В хаосе никто не мог сказать, что действительно случится с «Миланом». В одном я был уверен: в Серию В не отправлюсь, и если придется уйти, я не буду чувствовать себя предателем. Я амбициозен, и я не собирался расплачиваться за чужие грехи. Я всегда считал, что убирать должен тот, кто насорил. Если ты сломал что-то, придется заплатить.

Позвонил тренер «Реала» Фабио Капелло. Затем их спортивный директор Франко Бальдини. Все хотели переговорить со мной. Я сказал агенту узнать, что думают в «Милане». Вскоре я должен был вернуться в Миланелло. Чтобы пробиться в групповой раунд Лиги чемпионов, нужно было победить «Црвену Звезду» в квалификации. Я пытался забраться на крышу небоскреба, но пока обитал в подвале. После чемпионата мира мы отдохнули лишь десять дней. Туллио сказал: «Не спеши возвращаться. Если тебе надоел Форте-деи-Марми, поезжай в свой дом в Бреши и не выключай телефон. Вскоре с тобой свяжутся». Так и случилось, Нострадамус — любитель по сравнению с Туллио.

— Привет, Андреа, это Фабио Капелло, — всего лишь один из самых успешных тренеров в истории футбола.

— Здравствуйте, тренер. Как вы?

— Великолепно, но, думаю, тебе еще лучше. Присоединяйся к нам. Мы только что подписали Эмерсона из «Ювентуса», ты будешь играть рядом с ним в полузащите.

— Тогда окей.

Он быстро убедил меня. Меньше, чем за минуту. Не в последнюю очередь потому, что я уже видел контракт. Мой агент детально изучил его и полетел в Мадрид. Мы перезванивались с ним, как влюбленные подростки. Телефонная линия раскалялась до бела.

— Андреа, мы в деле.

— Я счастлив, Туллио.

Я сфотографировал себя в белой футболке «Реала». Простой и одновременно агрессивной. В мыслях я часто бродил по «Сантьяго Бернабеу», храму, стадиону, который внушал соперникам ужас: они выглядели, как избитые рабы на королевском приеме.

— Что теперь, Туллио?

— Давай пообедаем через пару дней.

— Где? В «Мисон Тксисту» на Плаза Анхеля Карбайо4?

— Нет, Андреа, не в Мадриде. В Миланелло.

— Что значит в Миланелло. Ты спятил?

— Нет, ты правильно расслышал — в Миланелло. Галлиани пока не дал добро.

Ну конечно, чего еще ждать от этого буквоеда.

Меню, я знал наизусть: закуска, первое, второе и легендарное мороженое с кусочками арахиса. Мы встретились в столовой, где обедает команда — на полпути от кухни до каминного зала, где Берлускони порой играл на пианино и рассказывал веселые истории. На полпути между самой скромной и самой дорогой частью комплекса. На полпути между смирением и силой. Между местом, где люди обливаются потом за гроши, и местом, где другие зарабатывают состояния, напрягаясь в меру.

Я тем временем находился между Миланом и Мадридом. Туллио начал:

— Андреа собирается подписать контракт с «Реалом».

— Да, — подтвердил я.

Галлиани уставился прямо на меня:

— Андреа, мой друг, ты никуда не едешь.

Он достал из-под стола небольшой чемоданчик. Я улыбнулся, потому что подумал, что точно так же Моника Левински могла прятаться под столом Билла Клинтона в овальном кабинете (сумасбродные мысли вроде этой регулярно посещают меня). Мистер Чернильная Ручка положил на стол контракт: «Ты не уходишь, потому что подпишешь новый контракт на пять лет. Мы оставили пустой строку с зарплатой, впиши, сколько хочешь». Туллио почти выхватил бумаги из моих рук: «Я позабочусь об этом».

Он взял время, чтобы внимательно изучить контракт. Я уехал в Коверчиано на сбор национальной команды и несколько дней пребывал в неведении. Я считал, что дело решено, и мечтал об Испании, представлял полет в Мадрид, жилье где-то между Плаза Майор и Пуэрта дель Соль. Зазвонил телефон.

— Подписывай контракт с «Миланом», они не отпустят тебя.

— Нет.

— Да.

— Окей.

Люди считают, что подобные решения принимаются часами, днями или даже месяцами, и истощают физически и психологически. Но все происходит иначе, потому что чувства могут говорить одно, а в контракте записано совершенно другое. Как будто сценарий, где быстро говорят «нет», пусть и скрепя сердце.

Потом приходится говорить журналистам всякую чушь. Конечно, если они задают правильные вопросы. Если спрашивают, правда ли, что я почти подписал контракт с «Реалом», я прячусь за клише. Я читаю скучный и безжизненный текст, написанный бесталанным пресс-секретарем: «Нет, я счастлив в «Милане».

Да пошло оно к черту! Я сожалею, что не перешел в «Реал». Мое сердце учащенно билось, когда я думал о Мадриде. «Реал» шикарнее «Милана», больше талантов, больше гламура, что ни возьми, всего больше. Они внушают страх любому сопернику. Все могло быть хуже, но в конце того сезона мы выиграли Лигу чемпионов.

Конечно, новость о продлении контракта с «Миланом» не обрадовала Капелло и Бальдини. Он постоянно гонялся за мной, при каждой встрече Бальдини улыбался и говорил: «У меня так и не получилось заполучить тебя в свою команду. Но еще не вечер…» Он пытался переманить меня в «Рому» перед переходом в «Ювентус». Я не был уверен в обстоятельствах и ситуации, хотя и доверял Бальдини. Он великолепен в своем деле, у него есть стиль. Меня настораживало новое руководство «Ромы». «Мы построим великую «Рому», — настаивал Бальдини, хотя толком не мог ничего сказать про американских владельцев. Если бы «великая «Рома» поднялась с колен и преуспевала, и слова Бальдини не были бы просто словами, я, возможно, подписал бы контракт.

Рим — прекрасный город. Фантастический климат, особенные люди. Но проблема заключалась в том, что никто не видел будущего президента Томаса Ди Бенедетто и потенциальное трио директоров Палотта — Д’Аморе — Руан, которое напоминало объявление авторов песни в Сан-Ремо. Слова и музыка: Палотта — Д’Аморе — Руан, исполняет Винче Темпера5. В море цветов театра «Аристон» конферансье легко мог объявить певца этими словами. Как называлась песня? «Все равно, спасибо, Рим»6. И спасибо Испании. Поскольку кроме «Реала» меня приглашала «Барселона», другая половина моей испанской мечты.

(Примечания:

1 — Сангрия — испанский среднеалкогольный напиток на основе красного вина с добавлением кусочков фруктов, сахара, а также небольшого количества бренди и сухого ликера.

2 — Червеза — пиво по-испански.

3 — Форте-дей-Марми — коммуна в Италии, располагается в регионе Тоскана, в провинции Лукка.

4 — «Мисон Тсисту» на Плаза Анхеля Карбайо — знаменитый мадридский ресторан.

5 — Винче Темпера (1946) — итальянский композитор, музыкант, исполнитель, продюсер.

6 — «Спасибо, Рим» — песня Антонелло Вендитти, стала хитом во время празднования скудетто-1983. До сих пор исполняется фанатами «джаллоросси».)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 4

PlayStation — лучшее, что изобрело человечество после колеса. Кроме короткого периода в начале, я все время играл за «Барселону». Я не скажу точно, сколько виртуальных матчей сыграл, но как минимум в четыре раза больше, чем реальных. Пирло против Несты — классическая дуэль в Миланелло. Мы просыпались, завтракали в 9 утра, возвращались в нашу комнату и до 11 играли на приставке. После тренировки мы возвращались к игре до 4 часов дня. Мы многим жертвовали.

В адреналиновых матчах мы оба играли за «Барсу». «Барса» против «Барсы». Первым, кого я брал в команду, был Самюэль Это`О — самый быстрый, но я все равно часто проигрывал. Я швырял и проклинал джойстик и просил Сандро о реванше. И снова уступал. Я не мог оправдаться, что его тренер лучше моего.

Пеп Гвардиола возглавлял обе команды. В конце концов, кем мы были по сравнению с ним. Однажды мы задумали его похитить — всего, с потрохами, в реальности. 25 августа 2010 года «Милан» играл на «Кам Ноу» в рамках предсезонного Кубка Гампера. Но мы передумали: по возвращении в Италию пришлось разрезать его на две части. Он очень страдал бы.

Так вышло, что идея похищения посетила Гвардиолу раньше нас. Той ночью на «Кам Ноу» он забрал меня от своих. В конце матча все набросились на Златана Ибрагимовича, шведскую бомбу замедленного действия. С ним был его знаменитый агент Мино Райола. Его дорожки с «Барселоной» разошлись, и предполагалось, что его подпишет «Милан». Несколько моих партнеров из «Милана» уговаривали его переехать в Италию, друзья из «Барселоны» убеждали остаться. Журналисты ждали горячих цитат, и Златан не подвел: «Я хочу играть на «Сан-Сиро» в одной команде с Роналдиньо. Гвардиола не обращает на меня внимания, за полгода мы разговаривали два раза».

Гвардиола приберег слова для меня. Пользуясь тем, что все объективы направили на Ибрагимовича, а не на него, Пеп пригласил меня в свой офис. Я вышел из раздевалки и заметил его друга детства и доверенное лицо. Я не сразу узнал его без шапочки для плавания, в прошлой жизни Мануэль Эстиарте1 был лучшим ватерполистом в истории. Второй человек, умевший ходить по воде.

— Андреа, пошли со мной, тренер хочет тебя видеть.

— Окей.

Меня не нужно было просить дважды. Кабинет был обставлен сдержанно, на столе ждала бутылка красного вина. «Хорошее начало», — пробормотал я себе под нос. К счастью, самый завидный тренер планеты не услышал. У нас были похожие манеры говорить, скажем так, негромко.

— Устраивайся поудобнее, Андреа, — начал он на прекрасном итальянском.

Гвардиола сидел в кресле. Он рассказал про «Барселону»: особенный мир, машина, которая сама себя построила. На нем была белая рубашка и темный галстук под цвет брюк. Он выглядел невероятно элегантно, так же звучали его слова.

— Спасибо, что согласился встретиться.

— Спасибо, что пригласили.

— Ты нужен нам, Андреа.

Он не лил воду и через пару минут перешел к делу. Футболистом он разрушал, тренером — научился безупречно атаковать.

— Ты очень хорош, я не могу и мечтать о лучшем, ты будешь вишенкой на торте. Нам нужен полузащитник, который будет меняться с Бускетсом, Хави и Иньестой. И мы хотим тебя. У тебя есть все, чтобы заиграть в «Барселоне», ты футболист мирового уровня.

За полчаса я едва ли проронил хоть слово, все время говорил Гвардиола. Я слушал и кивал. Предложение «Барселоны» приятно ошарашило.

— Знаешь, Андреа, мы обсуждаем переход, потому что так ведем дела. Мы не теряем времени. Мы хотим купить тебя прямо сейчас и уже говорили с «Миланом». Они отказались, но мы не сдадимся, потому что мы — «Барселона». Мы привыкли слышать «да», но все может измениться. Мы еще раз встретимся с «Миланом». А ты тем временем прояви заинтересованность со своей стороны.

А ведь я ничего не знал о переговорах, хотя стоял на витрине магазина с элитными футболистами.

— Здесь ты окажешься в уникальном месте. Ла Масиа, наша академия, — предмет радости и гордости. Такого нет больше нигде. Она работает как часы. Это филармонический оркестр, где запрещено фальшивить. Каждый год новые выпускники готовы усилить первую команду.

Наши чемпионы сделаны здесь, кроме тебя. Мы добиваемся восхитительных результатов, но победы отнимают много сил.

Я не ожидал ничего подобного. Возможно, я проводил слишком много времени за PlayStation и попал в игру. И теперь мной двигает восторженный геймер.

— Ты должен играть здесь, ты всегда нравился мне, я хочу тренировать тебя.

Я подумал о Сандро — он умрет от зависти, когда узнает. Я отниму половину его Гвардиолы.

— Хотя «Милан» и отказал, мы продолжим и посмотрим, что получится.

Я побежал бы в Барселону на четвереньках, даже быстрее, чем в Мадрид. В то время они были лучшей командой планеты. Надо ли говорить что-то еще? Такого футбола не видели давно: короткие пасы в одно касание и сумасшедшее владение мячом. Их философия — получили мяч и будем его держать. Понимание игры и движение так впечатляло, что казалось, ими руководит сам Господь Бог. Rolex с батарейками от Swatch: утонченные и почти вечные.

— Мы еще поговорим. Счастливого пути, возвращайся в Милан, надеюсь, ненадолго.

— Спасибо за интересную беседу.

Я покинул офис в изумлении. Наверное, я зашел в автобус последним, но никто не обратил внимания. Игроки пялились в окна. Их интересовала развязка истории с Ибрагимовичем. Он балансировал на канате между «Барсой» и «Миланом». Мы с ним ехали в противоположных направлениях. Весь мир знал о его переходе, но никто не подозревал, что я собираюсь сменить клуб. Если выгорит, я присоединюсь к великому клубу и получу новые вызовы. Все складывалось отлично.

Переговоры продолжались какое-то время, но «Милан» не сдался, как я и предполагал. Они еще верили в меня и даже не пригласили для полноценной беседы, только слова и фразы без конкретики.

Я был бы счастлив тренироваться у Гвардиолы — у его команд особенный стиль. Он придает им форму, ведет их, наказывает и воспитывает. Он делает их великими, поднимает на уровень выше привычного футбола. Ибрагимович думал поддеть Гвардиолу, назвав его философом, но если подумать, сделал хороший комплимент.

Философ думает, ищет ответы, следует принципам при любых обстоятельствах. Быть философом — значит искать свой путь, придавать смысл вещам, верить до конца. В любом случае добро победит зло, даже если пострадает в схватке.

Гвардиола перенес свои принципы в футбол. Сначала были ошибки, но он развеял туман тяжелой работой. Его достижения не упали с неба, он мягко учил своих футболистов. Его стиль легко усваивается, как каталонский крем2. Он соединил виртуальную реальность с настоящей жизнью. Похоже на заплыв между сказкой и явью рядом с Эстиарте.

Все, как в PlayStation.

(Примечания:

1 — Мануэль (Манель) Эстиарте Дуокастелья (1961) — бывший испанский ватерполист, олимпийский чемпион 1996 года и чемпион мира 1998 года. Считается лучшим игроком в истории водного поло, семь лет подряд избирался лучшим ватерполистом мира (1986, 1987, 1988, 1989, 1990, 1991 и 1992).

2 — Каталонский крем, или крем святого Иосифа, — десерт, традиционное блюдо каталонской кухни. Схож с французским крем-брюле, но готовится не на сливках, а на молоке.)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 5

Гвардиола живет в дзен-уголке PlayStation. 9 июля 2006 года в день финала чемпионата мира там побывал и я. Странное место, если туда и попадает редкий гость, то случайно. Я пробыл там недолго, и сейчас проще описать, чем понять те события.

Обстоятельства полностью овладевают тобой. Ты одновременно чувствуешь себя и пленником, и свободным человеком. Минуту назад ты задыхался, а теперь в легких альпийский воздух. Ты закрываешь глаза и видишь картину, когда открываешь, то цвета расплываются, а предметы меняют форму. Твое поглощенное тысячами тяжелых мыслей сознание улетает, как воздушный шар.

Я пробежал много километров, но меня изматывают короткие дистанции. Они проверяют не скорость, а психологическую устойчивость. Нил Армстронг ступал по Луне, а я — по газону олимпийского стадиона в Берлине. В том финале против Франции случился момент, который я глубоко переживал. После дополнительного времени Марчелло Липпи подошел ко мне. В моей голове бил набат. Я бы хотел прибавить звук, но никакие децибелы не перекрыли бы его слова: «Ты первый».

Это значило, что я начну серию послематчевых пенальти. Пробить первым, сбросить груз с плеч. Все об этом только и мечтали. Это значит, что тебя считают лучшим, но если промажешь, то возглавишь список мудаков.

«Пробью вправо, нет, влево, потому что это неудобный угол для вратаря. Нет, ударю в «девятку», тогда он точно не достанет. А если мяч улетит на трибуну?»

Мысли кружились в голове, как машинки в парке аттракционов. Я действительно не знал, что делать, но худшее было впереди. Когда исход решается в серии пенальти, то один человек противостоит целому народу с вратарем во главе. Участники исполняют садистский ритуал — две команды выстраиваются в центральном круге и бьющий идет в штрафную. Такого я не пожелаю никому. Там примерно 50 метров, но ты успеваешь заглянуть в глаза своим страхам. Мне кажется, сравнение с приговоренным к смертной казни, который идет по «зеленой миле», пусть и слишком резкое, но отражает суть.

Настал мой черед, и я подчинился инстинктам.

«Ударю по центру, но верхом, Бартез точно прыгнет в угол, и никак не достанет, даже ногами».

Мучительный момент. Агония. Шторм снаружи и внутри. Жестокая дорога, но я шел медленно — на подсознательном уровне я хотел испить чашу до дна. Я хотел запомнить каждый шаг к драматической развязке. Не получилось — в памяти остались только фрагменты. Я уставился на газон, он ничем не отличался от других. Но в этот раз мне казалось, что ноги проваливаются в мягкую траву. На моих бутсах были написаны имена детей, поэтому я ступал аккуратно, чтобы не навредить им.

Я поднял голову, вглядываясь в конец пути, но вместо Бартеза увидел множество фотовспышек.

«Хотя бы не ослепили, скрещу пальцы, чтобы не слишком помешали».

В штрафной я задержал дыхание. Я поднял мяч — он был тяжел, как атмосфера, которая давила на меня со всех сторон. Хотелось переглянуться с Буффоном, увидеть жест, кивок или совет, что угодно. Но у Джиджи хватало своих проблем.

Я погладил мяч, посмотрел на небо и попросил помощи у бога (если он существует, то он точно не француз). Я глубоко вдохнул, хотя это мог быть не я, а рабочий на фабрике, который вкалывает, чтобы свести концы с концами, зажравшийся бизнесмен, учитель, студент, итальянский эмигрант, который поддерживал нас весь турнир, богатая миланская синьора или проститутка. В тот момент я был каждым из них.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=3B0TCrZo9I0[/video]

Вы не поверите, но в тот момент я осознал, как прекрасно быть итальянцем, какая это честь. Пустые речи политиков не способны на такое. Они не понимают, о чем говорят, потому что заняты поиском кормушки. И в исторической литературе такого не прочитать, хотя я редко открывал ее. И мои родители были правы, говоря, что я многое теряю. Я не подозревал, что прозрение придет в миг перед пенальти. Я увидел начинку автомобиля, несовершенного, полного дефектов, старого и подержанного, но уникального. Италию любишь, потому что это Италия.

Я забил, но даже если бы промахнулся, урок остался бы со мной. Возможно, его бы усилило негативное впечатление. Невероятно понимать, что твои чувства разделяют миллионы в разных городах, которые соперничали или просто не находили ничего общего. Теплая дрожь за секунду до удара — самое яркое ощущение в моей жизни. Мы часто обсуждали те моменты в последующие месяцы. Вскоре обнаружилось, что я не один вернулся из Германии с пищей для размышлений.

Тот пенальти помог мне понять, кто я есть. Никто не поверит, но я скорее чувствую себя Пирло, который пробил по центру в финале-2006, чем Пирло, который исполнил «паненку» в четвертьфинале Евро-2012 против Англии. Хотя мотивация оставалась неизменной: отправить мяч в ворота с минимальным риском.

Если честно, я не планировал бить, как Тотти. На Евро-2000 он подошел к капитану Паоло Мальдини и сказал, что подсечет мяч. Я принял решение перед самым ударом, когда увидел, что Джо Харт мечется на линии. Когда я разбегался, окончательного решения еще не было. Когда вратарь дернулся, я понял, что нужно делать. Я импровизировал — только так можно приблизить шансы к 100%. Я не пижонил, это не мой стиль.

Толпа так называемых экспертов находила в том эпизоде миллион подтекстов. Говорили, что я хотел отомстить, что я тренировал подсечку между матчами. К концу Евро мы почти не тренировались, переезды между Польшей и Украиной отнимали много времени и сил. В любом случае: как такое можно спланировать? Если у вас получится, то вы либо Тотти, либо ясновидящий, либо идиот.

Никто не думал, что я подсеку мяч, просто потому, что я и сам не собирался. Наверное, это признание многих огорчит, но в действительности все не так романтично, как казалось. Мной двигал чистый расчет: «паненка» показалась мне наименее рискованным вариантом.

Многие посчитали «паненку» вишенкой на торте в победе над фаворитом. Мы почти проиграли, но сумели пробиться в полуфинал. Для меня все случилось очень быстро, хотя мои партнеры видели в том ударе нечто большее. Они поздравили меня, а потом, как дети, спросили: «Ты с ума сошел, Андреа?»

Все вокруг восхищались, но я понимал, зачем это сделал и для скольких людей.

Автобиография Андреа Пирло. Глава 6

Неслучайно, когда я надевал футболку сборной, меня переполняли эмоции. Синий — цвет неба, а небо принадлежит каждому. Если его скрывают облака, вы все равно знаете, что за ними небо.

После чемпионата мира в Бразилии я уйду из сборной. Я отдам всего себя. До того времени никто не может сказать мне, что пора заканчивать. Только если Чезаре Пранделли решит так по тактическим соображениям. Мне исполнится 35, пора дать дорогу другим.

Я рад чувствовать себя частью команды, которая принадлежит каждому итальянцу. Это лучше, чем секс: продолжается дольше, и если все проваливается, то виноват не ты один. Возьмите Антонио Кассано: он говорит, что у него было более 700 женщин, но его уже не вызывают в сборную. Может ли он быть по-настоящему счастлив? Я не смог бы1. Синяя футболка поднимает тебя на совершенно другой уровень. Лучше быть солдатом на поле, чем в постели.

С первыми нотами национального гимна солист становится частью оркестра и представляет каждого. И, в теории, не футболист принимает решение об уходе из сборной, а тренер. Так проще. Кроме нескольких товарищеских матчей, мои клубы не препятствовали моим выступлениям за сборную. Наверное, они догадывались, что получат не очень цензурный ответ. Если бы дошло до крайностей, я бы подчинился инстинктам и ослушался бы руководство команды. Италия важнее «Интера», «Милана», «Ювентуса» или любого другого клуба. Важнее всего.

Меня раздражает, когда во время сборов в Коверчиано2 клубы преследуют свои интересы. Об Италии вспоминают во время чемпионата мира или Евро, когда есть возможность помпезно присоединиться к успеху. Этих людей не заботит ничего, кроме Лиги, кубка и Лиги чемпионов. Ну и сборная один месяц в два года. Ситуативный патриотизм злит меня больше, чем вы можете представить. Игрок знает, что получив травму в сборной, он столкнется с проблемами в клубе. Беречь себя в сборной или убирать ноги равносильно измене.

Впервые я попал в сборную 15-леток и с тех пор играю в небесной футболке. Сборная похожа на лестницу: не видно конца, но на первой ступени написано «Дорога в рай». Если честно, впервые я оказался в сборной немного не по правилам. Я был младше минимально допустимого возраста, и тренер Серджио Ватта пригласил меня, чтоб я набрался опыта. Хоть я это не одобряю, мы сделали вид, что забыли документы. Через несколько лет мы провернули похожую аферу, чтобы я мог выступать за резервную команду «Брешии». Смешно, женщины молодятся, а меня постоянно хотели состарить.

Вызов осчастливил меня, мне разрешили пропустить три дня в школе (в те годы у меня были иные приоритеты). Упущенное я наверстал позже: путешествовал по миру со сборной (география), побеждал (история), бегал (физкультура), познакомился с Гвардиолой (философия, история искусств и иностранные языки, не испанский, но каталонский).

Я — счастливчик. Я играл за сборную, за которую всегда болел. Меня можно назвать итальянским ультра. Мексику-1986 я помню смутно, чемпионат мира-1990 — в деталях. Меня особенно трогает его гимн — «Итальянское лето» в исполнении Эдоардо Беннато и Джанны Наннини («Возможно, песня не изменит правил игры, но я, затаив дыхание, хочу пережить это приключение без границ»). Для моего поколения это гимн радости и боевой клич. В 2006-м в Германии эта песня была в «айподе» каждого итальянского футболиста. Некоторые слушали ее и на Евро-2012, она осталась актуальной спустя 22 года, как и все композиции Лусио Баттисти3. Он бессмертен, как и эмоции, которые пробуждает его творчество. Как и дружба, зарожденная в тренировочном лагере.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=iaZT9c-Oybc[/video]

В Коверчиано я жил в комнате 205. Спартанская обстановка: две кровати, небольшая ванная и крохотный балкон. Сначала моим соседом был Алессандро Неста, затем — Даниэле Де Росси. Две крайних точки римского футбола. Сандро — лациале до мозга костей, Даниэле — романиста, но в Германии их объединили мучения.

Неста получил травму на групповом этапе в матче с Чехией. Турнир для него закончился. Он рыдал и не хотел говорить ни с кем, кроме меня и Де Росси. Липпи как раз дал нам выходной, и мы повезли Сандро поужинать. Мы, как могли, пытались приободрить его, но он повторял одно и то же: «Я не чувствую себя частью команды, я постоянно ломаюсь».

Мы возвращались из Дюссельдорфа в Дуйсбург, где базировалась сборная. Кроме нас в машине был Андреа Бардзальи, за рулем — Сандро. Мы ехали по шоссе, и вместе с Де Росси не сговариваясь закричали:

— Ты не туда едешь — нам нужно съехать на Аусфарт.

— Что?

— Серьезно, Сандрино, съезжай.

— Вы уверены?

— Конечно, мы должны съехать направо, иначе опоздаем и заплатим штрафы.

Он послушался и выполнил крутой маневр: за пять секунд разогнался до ста миль, вдавил педаль тормоза и лихо вошел в поворот. Мы оказались на неосвещенной дороге среди полей, как в фильме «Дети кукурузы», худшем из всех, что я смотрел. Мы заблудились. Мы с Даниэле умирали от смеха, Неста волновался:

— Какого черта вы ржете? Как мы теперь вернемся?

— Сандрино…

— Да пошли вы! Журналисты пишут, что чемпионат мира для меня закончен, а теперь я стану первым итальянским футболистом, который пропал без вести.

— Сандрино…

— В какую дыру мы заехали?

— Сандрино…

— Чего вы смеетесь? Хватит уже.

— Сандрино, аусфарт по-немецки значит «съезд».

Он не ударил нас лишь потому, что боялся травмировать руку, хотя очень хотел. Я не думал, что человек способен на тот поток ругательств, что выдал Неста той ночью, но он хотя бы отвлекся.

Он хорошо держался до полуфинала против Германии в Дортмунде. На тренировке он должен был пройти тесты, чтобы разобраться со здоровьем. В лучшем случае оставался шанс вернуться на поле. В какой-то момент он чуть поднял ногу и с ужасом осознал, что все плохо. Он умер внутри, нам было не лучше. Ушла последняя надежда. Перед командой и тренером он держал себя в руках, но в комнате разрыдался. Он не хотел, чтобы люди видели его таким, и, зная Сандро, уверяю, ему стоило нечеловеческих усилий сдержать себя. Когда мечта умирает, остается лишь принять удар и бороться с последствиями.

С Даниэле тоже приключилась беда. Все помнят, как в матче против США он ударил локтем Брайана Макбрайда. Болельщики, кроме тех, кто причастен, не знают, что в наш лагерь приходили письма с оскорблениями и угрозами его семье. Жуткие вещи адресовали его прекрасным родителям. Каждый день приходил почтальон, мы предпочли бы видеть Марию Де Филиппи4, но вместо нее появлялся Ганнибал Лектер. Даниэле принял все близко к сердцу. Целыми днями он никого не хотел видеть. Все, кто его знают, подтвердят: у Даниэле огромное сердце. Таким людям еще тяжелее. Иногда он спрашивал шепотом: «Сандро, Андреа, как дела?» Мы видели, что он сходит с ума и очень хочет разделить свою ношу.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=v5e7FqHLbsU[/video]

4-матчевая дисквалификация — очень много даже в обычных обстоятельствах, а на чемпионате мира — как пожизненный срок. Рискуешь никогда не освободиться. Мы, его партнеры, тоже насолили: «Даниэле, что за хрень ты сделал?» Мы знали, что потеряли ключевого игрока. Дружба быстро возобладала, друзья заботятся, а не осуждают.

Поток писем не прекращался, но Даниэле уже не обращал внимания. Он вернулся и реализовал пенальти в финале, ответив безграмотным писателям. Я поддерживал Даниэле, теперь его очередь. Каждый раз, когда мы видимся, я говорю: «Деро, я заканчиваю после чемпионата мира, и хочу еще раз сыграть в финале».

Жаль, что Сандрино не будет в Бразилии. Он уехал в Аусфарт.

(Примечания:

1 — Антонио Кассано получил вызов на последний сбор «Скуадры адзурры».

2 — Коверчиано — местечко, где расположена база сборной Италии.

3 — Лусио Баттисти (1943 — 1998) — итальянский композитор, оказал значительное влияние на итальянскую поп- и рок-кульутуру.

4 — Мария де Филиппи — ведущая итальянской программы «Вам письмо».)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 7

На первой пресс-конференции в «Интере» Жозе Моуринью удивил всех, представившись на прекрасном итальянском: «Я вам не пирла1». Зато я — пирла, или Пирло. Мужской или женский род, чтобы ничего не упустить. А мои римские друзья, Неста и Де Росси, назвали бы меня cazzaro, что на римском наречии значит «идиот».

На моем лице нельзя прочитать, что я чувствую. Все внутри. Я могу рассказывать команде самые нелепые истории или говорить откровенные глупости, и парни будут думать, что я серьезен. Пока соображают, что происходит, у меня появляется время. Я смеюсь внутри, но выгляжу флегматичным, пока обдумываю следующую шутку. Иногда юмор оборачивался хорошей затрещиной, особенно когда рядом был Рино Гаттузо.

Мягко говоря, он не ученый, не оратор и не член Академии делла Круса2. Каждый раз, когда Рино открывал рот, раздевалка превращалась в бразильский карнавал. Люди фыркали, гудели, барабанили. Мы не позволяли ему закончить, пока не поглумимся. В Миланелло приходила «Маракана», и Рино говорил по-португальски, хотя не догадывался об этом. То же происходило в сборной.

Я называл его terrone — деревенщина, так северяне пренебрежительно обращаются к южанам. Он бил меня в ответ. Я тайком отправлял смс с его телефона Арьедо Брайде, нашему генеральному менеджеру. Как-то Рино де Жанейро ждал продления контракта. Я обозначил его притязания одним сообщением: «Дорогой Арьедо, дай мне то, что я хочу, и можешь поиметь мою сестру». Рино понял, что к чему, и набросился на меня перед тем, как объяснить Брайде, что это очередная глупая шутка Пирло. Меня всегда интересовало, не ответил ли Брайда что-то вроде «очень жаль».

Перед матчами сборной Де Росси прятался под кроватью Рино. Он мог ждать полчаса. Гаттузо возвращался в номер, чистил зубы, надевал леопардовую пижаму, ложился в кровать, брал книгу и рассматривал картинки. Когда он уже засыпал, Де Росси выскакивал и хватал Рино. Я давился со смеху в шкафу, как плохой любовник. Рино нормально к этому относился, хотя рисковал получить сердечный приступ. Сначала он бил Даниэле, потом — меня.

Однажды мы окатили его из огнетушителя. Выездная ничья против сборной Ирландии обеспечила нам путевку на чемпионат мира в ЮАР, и матч с Кипром в Парме превратился в товарищеский и бессмысленный. Мы к нему так и относились. Липпи отпустил нас вечером, и почти все разошлись по флорентийским ресторанам. Но Гаттузо остался в отеле. Мы вернулись навеселе — точнее, очень пьяными. Все хотели продолжения и единогласно решили поиздеваться над Рино. Он уже спал в ночной шапочке. Де Росси снял со стены огнетушитель со словами: «Гаттузо попал». Он постучал в дверь, Рино открыл, протирая глаза, Даниэле облил его всем зарядом огнетушителя до последней капли и бросился в свою (нашу) комнату. Он оставил меня на растерзание пенного монстра в трусах, который злобно бормотал какую-то чушь. Я тоже хотел убежать, но было поздно. Когда Рино выходит на тропу войны, никто не спасется. Будь ты газелью или львом — все равно. Когда дверь надежно закрылась, Де Росси вылез из убежища: «Что за шум? Как в фильме Бада Спенсера и Теренса Хилла»3. Для протокола: это Рино гонял меня по коридору всем арсеналом своих ударов.

Затем Рино пожелал мне спокойной ночи и вернулся в номер. Он таков и на поле, и на базе: не веселится до потери пульса и не позволяет себе слишком расслабиться. Он не может смириться с мыслью, что не попробовал все, чтобы победить. Еще Рино до мерзости суеверен. На чемпионате мира-2006, когда дела шли хорошо, он почти месяц ходил в одном и том же спортивном костюме. Термометр показывал 40 градусов, а он одевался как глубоководный ныряльщик. Примерно с четвертьфиналов он завонял. Забудьте про огнетушитель, тут помог бы лишь промышленный освежитель воздуха.

Рино с большим отрывом лидировал в списке моих любимых жертв. Несмотря на случай, когда он пытался убить меня вилкой. В Миланелло мы испробовали на Рино все возможные шутки. Когда он путал глаголы, а такое происходило постоянно, мы набрасывались на него всей командой. А когда он говорил правильно, мы все равно делали вид, что он ошибся, чтобы Рино еще больше запутался. Я, Амброзини, Неста, Индзаги, Аббьяти, Оддо — наша банда ублюдков.

— Рино, как дела?

— Плохо, нас обыграли вчера. Я быть лучше, если мы победить.

— Рино, попробуй еще раз. Правильно: мне было бы лучше, если бы мы победили.

— Но это то же самое.

— Не совсем, Рино.

— Хорошо. Тогда мне было бы лучше, если бы мы победили.

— Рино, почему ты не слушаешь? Ты сказал: «Я быть лучше, если мы победить».

— Нет, я сказал это сначала.

— Что сказал, Рино?

— Про победу.

— Про какую победу? Повтори.

Мы видели, как красная пелена застилает его глаза. Мы прятали ножи, он хватал вилку, пытаясь заколоть одного из нас. Иногда вилка протыкала кожу и входила в плоть. Некоторые пропускали матчи из-за нападений Рино, официально клуб заявлял о мышечной травме. Когда он успокаивался и возвращался в комнату, мы блокировали его дверь диванами.

— Выпустите меня, скоро тренировка!

— Смирись, деревенщина.

Он снова бесился. Даже в гневе он был добр. Я всегда видел в нем персонажа Вуди Аллена, моего любимого режиссера. Рино с пеной у рта в футболке с 8-м номером бормочет: «Я не буду устриц. Я хочу есть мертвую пищу. Не больную, не раненую, а мертвую». Или: «Нет проблем, которые нельзя решить с помощью клюшки для поло и «Прозака»4. К тому же Рино на спор ловил и ел живых улиток. Какой типаж. Мне нравится думать о себе как о режиссере на поле и в жизни, и я не упустил бы актера такого уровня.

Такие, как он, нужны в раздевалке. Тела стареют, но харизма остается. Когда бегаешь меньше, то даешь больше в личностном плане. Слово Рино было в «Милане» законом. Любой новичок боялся допустить ошибку, потому что пришлось бы объясняться с Гаттузо. Одно это радикально влияло на качество игры. Так повелось с самого начала, и даже старина Вуди не смог бы изменить концовку.

Когда-то в командах играли люди, которые считались символами клуба, его знамена. И клубы заботились о каждой части флага: о древке, веревке, ткани, репутации, способности ловить ветер, в исключительных случаях — менять направление и силу. Теперь важнее всего экономия. Клубы урезают зарплаты. Когда истерически избавляются от футболиста, который не согласился на уменьшение зарплаты, общественное мнение звучит одинаково: «Ага, типичный богатей, который трясется над каждой копейкой. Простой народ недоедает, а они держатся за свои миллионы. В нашей стране они неприкасаемые, хуже политиков. Кучка жлобов: чем больше зарабатывают, тем больше требуют».

В ответ на такую инстинктивную реакцию хочу задать пару вопросов. Клубным боссам приставляли пистолеты к голове, когда они соглашались платить такую зарплату? Вам не кажется, что когда менеджеры поняли, что живут не по средствам, то захотели сделать игроков козлами отпущения? Люди за пределами раздевалки не знают, что футболист содержит большую семью, помогает родителями, которые многим пожертвовали в прошлом, и платит по долгам родственников и друзей. Вы уверяете, что все эти большие боссы, которые организовывали тайные ужины и секретные встречи, осыпали футболиста золотом, чтобы переманить в команду, теперь имеют право требовать деньги обратно? Разве не лжецы те, кто не держит слово? Как работодатель может своевольно изменить условия контракта, подписанного его собственной рукой?

Я не спорю, футболисты — баловни судьбы. Но у нас есть чувство собственного достоинства, и, с этой точки зрения, никто не смеет называть нас пирлами.

(Примечания:

1 — Пирла на ломбардийском диалекте значит «му**ак» или «долб**б».

2 — Академия делла Круса — организация, следящая за чистотой итальянского языка.

3 — Терренс Хилл и Бад Спенсер — итальянские актеры-комики и режиссеры, которые вместе снялись более чем в 30 картинах.

4 — «Прозак», или Флуоксетин — антидепрессант. Антидепрессивное действие сочетается у него со стимулирующим. Улучшает настроение, снижает напряженность, тревожность и чувство страха, устраняет дисфорию.)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 8

Я считаю себя везунчиком хотя бы потому, что знаком с Антонио Конте. Я работал со многими тренерами, но он удивил больше всех. Короткая речь, несколько простых слов — и я покорен, как и все в «Ювентусе». Мы с Конте перебрались в Турин практически одновременно. В первый день сборов в горном местечке Бардонеккья1 он пригласил команду в тренажерный зал, чтобы представиться. Он, словно змея, заготовил для нас язвительную речь: «Два предыдущих чемпионата мы заканчивали на седьмом месте — полный провал. Я пришел сюда не для этого. Хватит быть вторым сортом». За пару минут прояснилась общая картина: он был чертовски рассержен — как говорят в Италии, с дьяволом в волосах. Если по поводу волос есть сомнения, то дьявол, бесспорно, настоящий.

«Каждый из вас плохо отыграл предыдущие сезоны. Мы сделаем все необходимое, чтобы подняться и снова стать «Ювентусом». Это не просьба, а приказ — моральное обязательство. От вас, ребята, требуется одно — следовать за мной».

Первое впечатление не обмануло. Слова Конте проникают в тебя, ломают двери сознания, порой довольно болезненно, и остаются в голове. Я тысячу раз говорил себе: «Вау, а Конте сегодня снова попал в цель».

«И слушайте, парни, я еще не закончил. Вбейте себе в головы, что мы должны вернуться на законное место — туда, где мы были на протяжении всей истории. Если мы не закончим сезон в тройке, я сочту это преступлением».

Мы взяли скудетто по первому требованию, и здесь полностью заслуга Конте. Никто не ожидал нашей победы. Иначе и быть не могло, когда каждый день Конте подавал нам пример. Он казался одержимым, словно внутри него жил сам «Ювентус».

«Вы должны быть такими же злыми, как я. Точка», — его посыл был краток, как телеграмма, это самое убедительное, что я когда-либо слышал. Он не гуру и не волшебник, но прославился сумасшедшими речами, которые будто доставал из шляпы. Ты либо делаешь, что он говорит, либо не играешь. Он открыл свою эру, и мы последовали за ним. Он ужасно педантичен, из малейшей детали пытается извлечь пользу. Во время тактических занятий мы смотрим видео часами, он снова и снова объясняет, что мы сделали не так. У Конте аллергия на ошибки (думаю, и на страх). Каждый день я молюсь в одиночестве, чтобы не нашли противоядие.

На тренировках в Виново2 мы довольно часто побеждаем по простой причине: мы не играем против соперника. С понедельника по пятницу его не существует. Конте заставляет играть 11 против 0 и 45 минут повторять упражнения, пока не увидит, что мы поняли или устали.

Поэтому мы побеждаем и 11 на 11. Если Арриго Сакки был гением, то кто тогда Конте? Я подозревал, что он хорош, но не думал, что настолько. Я не сомневался, что увижу жесткого, погруженного и харизматического тренера, но большинство коллег Конте могут поучиться у него тактике и технике.

Если бы я мог вернуться назад, то изменил бы только одну вещь — в раздевалке не занял бы шкафчик возле Буффона (сразу справа от входа). Это самое опасное место во всем Турине, особенно в перерывах. Даже когда мы ведем в счете, Конте врывается в раздевалку и бросает в стену (то есть в мой маленький уголок) все, что попадается под руку. Обычно это бутылки с газированной водой.

Он всегда на взводе, всегда недоволен. Всегда находится маленькая деталь, которая не дает ему покоя. Он предвидит то, что случится в следующие 45 минут. Однажды мы проигрывали «Милану» и Конте не мог понять, почему: «Проигрываем им! Им! У меня в голове не укладывается, почему мы не ведем! Они даже играют хреново!»

После матча все иначе. Он пытается скрыться как можно быстрее. Если побеждаем, то заходит для короткого спича. Ночью, когда он остается наедине со своими мыслями, наступает самое трудное время. Он глушит мысли, чтобы заснуть. Он был таким же, когда играл. Он пытался заснуть и раз за разом проматывал в голове моменты матча. Внутренняя пытка, как песня без конца и без начала, в которой можно только слиться с хором. Он полностью погружен в работу, что, кроме трудностей, приносит и огромную радость. Я так до конца и не понял: он тренер или фанатик, командующий на скамейке запасных, но Конте точно особенный.

Он воздействовал на команду даже во время дисквалификации из-за ставочного скандала3, когда еще тренировал «Сиену». Он больно переживал невозможность быть с нами по средам, субботам и воскресеньям — в самые важные дни для команды. Он сходил с ума, когда не мог зайти в раздевалку (давайте считать, что пару раз он оказался там по ошибке). Его отсутствие особенно ощущалось в перерывах, но его ассистенты Анджело Алессио и Массимо Каррера в точности следовали указаниям. На послематчевых пресс-конференциях они просто воспроизводили его слова своими голосами.

Я никогда не видел Конте плачущим или расстроенным. Мы были на сборах в Китае, когда вынесли приговор, и решение суда читалось на его лице. Он целыми днями говорил с юристами по телефону. Он не делился подробностями с игроками, он прекрасно отделял нас от своих проблем. Для нас ничего не изменилось. Лишь однажды, как раз перед тем, как взорвалась «бомба», он попросил помощи у лидеров. Среди них были я, Буффон, Кьеллини и Маркизио. «Парни, сейчас сложное время. Мне больше, чем когда-либо нужна ваша поддержка. Выкладывайтесь полностью на тренировках и в матчах, пока меня нет, вы не позволите остальным остаться в седле. Не ослабляйте хватку, не позвольте разрушиться тому, что мы строили».

Нам было жаль Конте и его помощника Кристиана Стелини, которому пришлось покинуть клуб. Он был важной частью коллектива и проводил много времени с игроками. Кристиан отвечал за оборону, и когда он ушел, мы это почувствовали. После товарищеского матча в Салерно он пришел в мой номер. Часы показывали 3 ночи: «Андреа, я не могу здесь больше оставаться. Я ухожу, потому что люблю «Ювентус» и хочу, чтобы буря утихла».

[video]https://www.youtube.com/watch?v=heh3D8F_Es4[/video]

Я уверен, что проблема в законных ставках. После легализации букмекерских контор начались проблемы. Те, кто хотел нажиться на темных делах, получили пространство для разгона. Я считаю, что руководители должны запретить любые ставки на матчи Серий В и С. Особенно в Серии С, где футболисты неделями не получают зарплату. Они договариваются о результате, делают ставку в конторе и получают деньги, чтобы дотянуть до конца месяца. Потом до конца года, потом еще, и никто не знает, сколько это будет продолжаться. В Серии В ненамного лучше. Мне возразят, что если запретить ставки, то букмекерские конторы приберет к рукам мафия, каморра или какая-нибудь подпольная организация. Возможно, но давайте решим одну проблему, а затем займемся второй. Без первого шага невозможен следующий.

Лично я считаю, что любого футболиста, пойманного на нечестной игре, нужно
немедленно вышвыривать вон без второго шанса. Я не знаю, что творится в головах некоторых людей, включая так называемых чемпионов. Если у тебя куча денег, а ты хочешь еще, то это болезнь.

Никто не предлагал мне ничего подобного. Мне посчастливилось долгое время играть в «Милане», где ничья или поражение неприемлемы. Мы выходили на поле с одной мыслью — победить. Если бы кто-то попытался вовлечь меня в дерьмо вроде договорных матчей, я врезал бы так, что он летел бы неделю. Я не жестокий человек, просто не вынуждайте меня.

Да, мы можем притвориться слепыми и глухими. В Серии В происходит черт-те что, особенно в конце сезона. Случаются сюрреалистические матчи, но никто даже слова не говорит. Футболисты будто страусы, засовывают головы в песок. Что уж говорить, если даже в Серии А, по слухам, есть нечистые на руку клубы. Действительно сложный шаг для игрока — сдать коллегу, который предлагает поучаствовать в договорном матче. Что сделали бы вы? Особенно если речь идет о партнере, или — еще хуже — о друге. Вы ответите «нет» и уберетесь. Я, наверное, дал бы ему хорошего пинка. Но как рассказать официальным лицам, что твой друг совершил ошибку, которая сломает его жизнь? Разбирательство заденет и тебя, хотя ты ни при чем. В итоге невиновному придется расплачиваться за преступления мошенника.

Поэтому я считаю, что принцип коллективной ответственности здесь не нужен. Ты мошенник, ты обратился ко мне, я сказал «нет», послал тебя подальше, но не сдал, и я становлюсь таким же преступником, как и ты. Но это несравнимые вещи.

Командам нужны стимулы для побед. Вот пример: команда Б идет на втором месте и встречается с командой С, у которой не осталось турнирных задач. Если команда Б проиграет, то команда А, которая пока лидирует в таблице, выиграет чемпионат. И команда А предлагает команде С: «Вот деньги — если победите команду Б, они ваши». С положительными стимулами вроде этого клубы будут биться за победу и финишируют без подозрений. Такая практика имеет место за границей, но, боюсь, в Италии мы никогда не придем к ней, поскольку слишком многие имеют интересы в букмекерском бизнесе. На это я точно готов поставить.

(Примечания:

1 — Бардонеккья — коммуна в Италии, располагается в регионе Пьемонт, в провинции Турин.

2 — Виново — база «Ювентуса».

3 — Скоммессеполи — расследование договорных матчей в итальянских лигах, в результате которого Антонио Конте получил 10-месячную дисквалификацию. После апелляции ее сократили до четырех месяцев.)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 9

Я не поставлю и цента на то, что буду тренировать после окончания карьеры. Это не мое. Слишком беспокойная работа, и образ жизнь почти как у футболиста. Я свое отыграл и в будущем хотел бы вернуться к спокойной жизни. В мире только один Антонио Конте, хотя Марчелло Липпи в минуты гнева очень на него похож.

Победа на чемпионате мира – достижение всей команды, но после группового этапа Липпи сказал нам: «Вы – дерьмо, вы мне отвратительны». Это случилось перед матчем 1/8 финала против Австралии, который мы выиграли благодаря голу Франческо Тотти с левого пенальти. Липпи собрал нас в отеле и разорвал в клочья: «Вы слишком часто общаетесь с журналистами, вы шпионы, которые не могут сохранить ни одного секрета, прессе известно все до мелочей. И что теперь? Я не могу доверять вам».

Он не позволил нам вставить ни слова. Липпи говорил в режиме монолога. Он не мог сдержать негодования. Его лицо исказила ярость, а вены на шее, казалось, вот-вот лопнут. У него отказали тормоза: «Идите и трахните себя. Я не хочу иметь с вами дел. Банда ублюдков. Ублюдков и доносчиков». Липпи говорил около пяти минут, и когда он закончил, большинство из нас краем глаза искали Пиппо Индзаги, чтобы понаблюдать за его реакцией.

Липпи вызывал у нас особенные эмоции. Но с ним связаны мои личные переживания. Каждый раз, когда я встречаю его, вспоминаю, что если бы Липпи продолжил работать с «Интером», я наверняка стал бы знаменосцем «нерадзурри». Как Джузеппе Бергоми, но без усов, или как Эстебан Камбьяссо, но с волосами. Моя карьера пошла бы по совершенно другому пути. Если бы Липпи сохранил должность, я бы остался в «Интере» до конца жизни. В конце концов, я с детства болел за «нерадзурри». Моим кумиром был Лотар Маттеус. Он носил футболку с 10-м номером, забивал голы и вдохновлял партнеров. Для меня не было никого лучше. День, когда я встретил его в Виареджо и взял автограф, долгое время оставался лучшим и самым важным в моей жизни.

После Маттеуса моим идолом стал Роберто Баджо. Я жил в большой комнате, и на стене висели плакаты обоих. Так что мне не пришлось решать, какого бога низвергнуть с олимпа.

Я все еще болел за «Интер», выступая за «Брешию». Но когда попал в клуб, мое мнение изменилось. В конце сезона-1997/98 я находился в лагере итальянской «молодежки». Позвонил агент: «Андреа, ты переходишь. Я договорился с «Пармой», тебе нужно лишь подписать контракт». Я чуть не сошел с ума от счастья, но выразил воодушевление единственным словом: «Окей».

На следующее утро я приехал домой, и все перевернулось с ног на голову. На мой мобильный звонили настойчивее, чем обычно. «Привет, это Туллио. Вчера вечером президент «Интера» Массимо Моратти переговорил о тебе с президентом «Брешии» Луиджи Кориони. Они договорились за 10 минут. Теперь ты будешь играть за любимый клуб. Ты – игрок «Интера»! Готовься, нужно ехать в Аппиано Джентиле1 на медосмотр». Последовала очередная вспышка радости: «Окей, не беспокойся».

Я был самым счастливым человеком на планете. Я попал в мир с плакатов. Хотел приклеить на стену и свое изображение. Надо же, я буду играть в одной команде с Роналдо, Баджо и Джоркаеффом, я, парень, который до сих пор ходит на матчи с черно-синим шарфом! Парень, которого руководители клуба вроде Сандро Маццолы в 16 лет пригласили на товарищескую игру в Эйндховене.

Я много играл в первом сезоне на «Сан-Сиро». Летом хорошо поработал, и Джиджи Симони доверял мне: я начинал в стартовом составе и выходил на замену. Затем пришел Мирча Луческу, который предпочитал опытных игроков. Лучано Кастеллини мне нравился, а Рой Ходжсон не мог правильно произнести мою фамилию. Он называл меня Пирла, что на миланском диалекте обозначает «дол**еб». Но он, возможно, лучше других понял мою настоящую природу.

Моратти сменил за сезон четырех тренеров. В то время я начал страдать от мигрени и внезапной потери памяти: просыпался утром и не помнил, кто нас сегодня тренирует. Я улыбался в блаженном неведении, плохо понимал, что происходит. В следующем году пришел Липпи. Я отработал всю предсезонку, но тренер отвел меня в сторонку и проникновенно сказал: «Андреа, для твоего же блага ты должен поиграть в другом месте хотя бы сезон. Наберись опыта, обрасти мясом. Бьюсь от заклад, это пойдет тебе на пользу».

Я оказался в «Реджине», где многому научился. В частности, брать на себя ответственность, биться до конца и сражаться в грязи. К сезону-2000/01 я снова готовился с «Интером». Липпи все еще возглавлял команду, но продержался недолго – всего один матч. Я тогда не поехал в Реджо-ди-Калабрию из-за травмы. Послематчевая пресс-конференция Липпи вошла в историю: «Если бы я был президентом Моратти, я бы уволил тренера и дал бы футболистам хорошего пинка». Моратти согласился наполовину, а наши задницы остались целыми и невредимыми.

Я жалел, что он ушел, ведь мы находились на одной волне, прекрасно ладили, хотя мало друг друга знали. Липпи лишь раз глянул на меня, и я уже слепо верил ему. Работа с ним доставляла настоящее удовольствие. Вместо Липпи пришел Марко Тарделли, бывший тренер итальянской «молодежки». Мы с ним выиграли молодежное Евро, но, возможно, он не узнал меня. Он не ставил меня в состав, и я приуныл. Сотни раз я хотел сказать ему: «Засунь куда подальше свой прославленный рев2», но хорошее воспитание не позволяло.

Я больше не хотел работать под началом Тарделли и оставаться в «Интере». Для меня он убил «Интер», истощил мою безграничную любовь. Я хотел уйти и, как обычно, набрал номер Тинти: «Забери меня из этого дурдома. С «Интером», к счастью, покончено. Найди мне другой клуб. Любой».

Я ушел в «Брешию» в полугодичную аренду, после чего перебрался в «Милан» за 12 млрд лир3 и Андреса Гуглильминпьетро. Кто, по-вашему, выиграл от сделки? Я не люблю говорить о людях плохо, но правда в том, что Тарделли не дал мне ни единого шанса. Он до сих пор говорит, что держал меня на скамейке ради моего же блага, чтобы я не выдохся. Но его слова больше похожи на извинения. Когда он тренировал сборную U-21, то уверял, что будущее за молодежью.

Если бы Липпи остался, я бы рассказывал другую историю. Такую же историю рассказывает мне каждое лето человек под соседним пляжным зонтиком: «Андреа, если бы я мог вернуться в то время…» Я знаю, он бы приковал меня цепями к раздевалке в Аппиано Джентиле. Мой сосед на пляже – Массимо Моратти. Единственное, что меня огорчало, когда я покидал «Интер», – расставание с президентом Моратти. Это фантастический человек, именно такой, каким кажется в телерепортажах. Глава семейства, величественная фигура в невидимом мире, островок добра в море акул. Он пламенный болельщик «Интера», и страсть порой заставляет принимать ошибочные решения, и нельзя винить его за это. Если бы все президенты были такими!

Он делал все возможное, чтобы возвеличить клуб. «Интер» принадлежал его отцу Анджело. Они из династии поэтов, романтиков, людей с большим сердцем. Они побеждают достойно, и – что еще важнее – достойно проигрывают. Мне небезразлична его судьба, и я знаю, что это взаимно. При каждой встрече он делает мне тысячу комплиментов. Ценю их семью за искренность. Благодаря ему никогда не считал «Интер» врагом, хотя играл за «Милан» и «Ювентус». Моя карьера в «Интере» началась и закончилась не так, как я бы хотел.

В периоды, когда я считал, что все катится к чертям, мои друзья дали хороший совет: «Если не знаешь, куда деваться, думай о том, что тебя расслабляет». Прекрасные слова. Если я оставался на скамейке или, еще хуже, на трибуне, я закрывал глаза на пару секунд и представлял, что мои голые ноги (без гетр, щитков и обуви) погружены в огромный деревянный бочонок. И я давил виноград, превращая ягоды в вино. Я возвращался в детство, когда собирал виноград на ферме бабушки Марии недалеко от Брешии. Я воевал с кожурой, стараясь сохранить сок. Это первая метафора, что приходит в голову, если нужно объяснить разницу между добром и злом или полезным и бесцельным. Все родственники собирались, чтобы давить виноград.

Возможно, благодаря тем веселым сборищам я до сих пор чувствую в себе силы и разбираюсь в определенных алкогольных напитках. Иногда после тренировки разжигаю камин и выпиваю бокал вина. В выходные надеваю спортивный костюм и бегаю по виноградникам. Там, где раньше стояла ферма, теперь находится Pratum Coller, бизнес моего отца. Он специализируется на красном, белом и розовом вине и чуть-чуть занимается игристыми.

У нас есть возможность экономить на дегустаторах: эту работу я беру на себя. Самый популярный аперитив в Брешии называется «Пирло»: игристое белое вино, ликер «Кампари» и тоник. Я начал пить его в «Интере». По крайней мере, так говорят люди.

(Примечания:

1 – Аппиано Джентиле – база «Интера».

2 – В финале чемпионата мира-1982 Марко Тарделли забил сборной Германии и побежал по полю с криками: «Гол! Гол!» Празднование получило название «рев Тарделли».

3 – Около 9,6 млн фунтов)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 10. «Это ты, папа!»

У меня было несколько сильных срывов. Хотелось откопать шарфик «Интера» (или ручку «Милана»), хотелось посмотреть в зеркало и увидеть высокого светловолосого красавца. Расслабляться лучше после триумфов. Поражения требуют иной реакции, и это точно не пьянка с одноклубниками. Как и все, я мобилизуюсь, когда дела идут плохо. Поражения заставляют думать и анализировать.

«Золотой мяч» — исключение, подтверждающее правило. Это самая престижная индивидуальная награда, я никогда ее не выигрывал, но не расстраиваюсь. Ее всегда вручали кому-то другому, я просто пожимал плечами. В 2012-м после второго места на Евро и победы в Серии А я набрал 2,66% и занял седьмое место. Мелочь. Выиграл Месси, вторым стал Роналду, за ними — Иньеста, Хави, Фалькао и Касильяс. Я не переживаю. Нет сомнений, что Месси — номер 1, поэтому все честно. Со временем я понял, что тренеры, капитаны и журналисты, которые участвуют в опросах, слишком любят тех, кто забивает голы. Когда дело доходит до голосования, они отдают предпочтение нападающим. Бывают редкие исключения, например, Каннаваро в 2006-м.

Кажется, самое главное — получить мяч в нужном месте в нужное время. Пас не менее важен. Без последней передачи не будет гола, но я не злюсь, когда люди забывают об этом, заполняя бюллетени.

Пранделли и Буффон голосовали за меня, но даже я сам выбрал бы Месси. Конечно, вся команда носится по полю и потеет, чтобы сыграть на Месси, который лучше любого из них, но держаться столько лет на высочайшем уровне не смог никто, кроме него. Пока Месси и Криштиану в строю, в скачках соревнуются только две лошади. Не думаю, что у меня остались шансы на «Золотой мяч». Это цель, которой я никогда не достигну, придется смириться.

Я толком не смотрю трансляции с церемонии вручения. Я включаю Sky Sports на заднем плане и занимаюсь своими делами. В год, когда я занял седьмое место, я слышал, как Зепп Блаттер порол какую-то чушь. Его очевидная нелюбовь к Италии заставила делегировать кого-то другого для вручения нам кубка мира в 2006-м. Слишком мучительная миссия для него. Когда он вещал со сцены «Конгрессхауса» в Цюрихе, я играл в футбол с сыном Николо в Турине.

— Папа, иди сюда, они объявят победителя.

— Окей.

Мы продолжили пинать мяч, хотя приближалась кульминация.

— Давай, папа, идем к телевизору.

— Окей.

— Поспеши.

— Хорошо.

Мы теряли время. Меня абсолютно не волновал результат, даже если бы они открыли четвертую тайну Фатимы1 или первый секрет Блаттера. Мы даже не присели. Честно говоря, Николо переживал куда больше, он увеличил громкость.

— Месси победил.

— Какой сюрприз.

С этим не поспоришь. Я подумал, что победа на чемпионате мира или в Лиге чемпионов стоит дороже «Золотого мяча», но вслух не произнес. В противном случае пришлось бы добавить, что я выиграл оба турнира, а у Месси пока нет Кубка мира. Но я не сноб.

— Роналду второй.

— Серьезно?

— Иньеста третий.

Несколькими месяцами ранее Иньесту признали лучшим футболистом Евро-2012. Парни из УЕФА сказали мне накануне финала против Испании: «Ты лучший, но дадим тебе приз, только если Италия победит». Стоит ли напоминать, что мы уступили 0:4.

— Папа, папа! Фалькао пятый, Касильяс шестой. И Пирло! Пирло! Это ты, папа!

— Точно.

— Ты седьмой, выше Дрогба, ван Перси и даже Ибрагимовича.

— Пошли играть.

Первых два места заняли форварды, остальные амплуа снова ущемили. Это огромная ошибка, которую допускают некоторые клубные боссы, когда строят команду. Коллекционные карточки со звездами помогают продавать абонементы, но матчи выигрывают те, кто у них за спиной. Защита — самая важная часть команды. Говоря военный языком, победа начинается с тыла. Еще проще: кто пропустил меньше, тот выиграл матч.

Если говорить о технике, то Роналдо (настоящий) — самый одаренный футболист, с которым мне посчастливилось играть. Настоящая машина. Но лучший — Паоло Мальдини. Защитник. Несравненный. Лучший в истории. Он был безупречен и физически, и психологически. В 40 лет он получал от футбола такое же удовольствие, как и в день, когда я впервые переступил порог раздевалки «Милана». Его страсть будет вести меня, как компас, не только до конца моей карьеры, но и до конца дней. Он показал, как нужно себя вести. Научил проигрывать, побеждать, чувствовать гол, отдавать пас, сидеть на скамейке, страдать, праздновать, играть, держать себя, прощать, подставлять другую щеку, бить первым, быть самим собой и — порой — кем-то другим. Он объяснил, когда хранить молчание, а когда говорить, как принимать решения, верить, закрывать глаза и смотреть в оба, извлекать выгоду из ситуации, повиноваться инстинкту, стоять на своем, приветствовать других, быть капитаном, вести корабль и менять курс. Он открыл мне две стороны любой вещи. Часть Мальдини живет во мне. Меня задело, когда после завершения карьеры его не оставили в «Милане» даже на должности директора. Как можно отказаться от собственного наследия? Вы же рискуете — кто-то другой может пригласить Мальдини.

У меня нет ответа. Его не существует. Мы очень дружны и обсуждали происходящее. Не секрет, что Мальдини и Галлиани не общались с момента, когда возникли сложности при продлении контракта Паоло. Мистер Бик предложил однолетнее соглашение, Паоло отказался — он решил, что его не ценят. Когда ему не дали должности в клубе (речь не идет о чем-то большом и гламурном), у Мальдини словно отняли часть жизни. Тайсон бился с Холифилдом, и, как обычно, победил лысый.

У меня отличные отношения с Билли Костакуртой. Они с Мальдини могли ответить на любой вопрос в «Милане». Даже на самый глупый: какие ботинки надеть? Спрошу Костакурту. Какой галстук лучше подходит? Спрошу Мальдини. На какой позиции я полезнее? Спрошу обоих. Как вести себя за столом? Снова спрошу обоих.

Иногда, особенно первое время, мы просили совета, просто чтобы получить немного их внимания. Они скажут, и мы победим — магия, которую ощущал каждый. Как Рождество: для атмосферы нужна запись Jingle Bells и старик в костюме Санты. Неожиданно ты становишься частью праздника.

Из года в год в обороне «Милана» играли Франко Барези, Мауро Тассотти, Неста и Тьяго Силва — выдающиеся футболисты, живые щиты, которые защищали от чужих ошибок. Если форвард сплоховал, он может попробовать еще раз, а когда забьет, то станет героем. С защитниками труднее. Их ошибки стоят дороже. По статистике, игроки обороны ошибаются реже, чем группа атаки. Если было бы наоборот, матчи заканчивались бы со счетом 5:4 или 6:5. Давайте не вспоминать команды Зденека Земана — они из другой реальности.

Пока в «Милане» играли защитники такого уровня, команда могла творить что угодно. Они страховали нападающих. Новая коллекционная карточка была не хуже предыдущей.

Если бы я был президентом, я никогда не собрал бы команду с чемпионами впереди и тугодумами в обороне. Это недобросовестная реклама, чтобы одурачить болельщиков.

(Примечание:

1 — «Три тайны Фатимы» — три пророчества, записанные со слов свидетелей «Фатимских явлений Девы Марии».)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 11. «Летом 2009-го я договорился с «Челси»

«Андреа, мы купили этого парня — Хюнтелара, ты должен остаться», — Сильвио Берлускони улыбнулся, достал из чемодана на колесиках лист бумаги и передал его мне. Там была куча статистики и фото блондина — досье на форварда, который только что подписал контракт с «Миланом».

Галлиани сидел рядом, уставившись на меня в попытке уловить положительную реакцию. Мы втроем сидели в каминном зале Миланелло. Вот правда: Клас-Ян Хюнтелар — отличный футболист. Он знает, как забивать, у него отличная статистика, в то время он выступал за «Реал». Но он не того калибра, чтобы претендовать на «Золотой мяч».

«Ну что, Андреа?» — нашему президенту выпало сложное задание — убедить меня остаться, распаковать собранный чемодан, который уже был взвешен и опечатан на таможне.

Летом 2009-го я договорился с «Челси». Карло Анчелотти только возглавил «синих». Он был мне отцом и учителем, дружелюбный человек с хорошим чувством юмора. С Анчелотти прошли лучшие годы моей карьеры. Если вы футболист, готовый отдать все, чтобы получить все, то лучше Анчелотти вам не найти.

Анчелотти впечатлял даже больше Карло Маццоне, у которого я играл в «Брешии». До четверга он не появлялся на тренировочном поле, сидел у себя в кабинете, укутанный в теплую куртку, пока помощники проводили тренировки.

Карло Анчелотти был моим стимулом для переезда в Лондон. Тем временем Берлускони достал второй лист бумаги. Там было много имен, возле некоторых галочки, одно — обведено.

— Оставайся, мы уже подписали Хюнтелара.

Хюнтелар…

— Мы могли купить других парней, например, Клаудио Писарро, но мы выбрали его.

Хюнтелар…

— Слушай, Андреа, ты не можешь так просто уйти. Забудь. Ты символ «Милана», знаменосец, мы уже продали Кака. Ты не можешь сойти с корабля. Наш имидж не выдержит такого удара. Мы не можем отпустить всех.

Во время Кубка Конфедераций, который на тот момент только закончился, мы часто созванивались с Анчелотти — разница во времени между ЮАР и Англией незначительна. Не нужно было просыпаться на рассвете, чтобы услышать его серенады.

Он хотел получить меня любой ценой, и цена была последним барьером, который, как оказалось, остался не взятым. «Милан» хотел слишком много и настаивал на включении в сделку Бранислава Ивановича. «Челси» ни в коем случае не расстался бы с ним.

— Господин Президент, мне действительно приятны разговоры о знаменосце, но мой контракт с «Миланом» скоро истекает, а «Челси» предлагает 4-летнеее соглашение.

В Лондоне давали 5 миллионов евро в год. Но важнее был срок контракта.

— Так в чем проблема, Андреа? Ты можешь утрясти вопросы по новому соглашению с Галлиани, разве нет?

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Сказав это, он вышел из комнаты и объявил прессе: «Андреа Пирло не продается. Он останется в «Милане» до конца карьеры». Получилось, что я оказался в «Ювентусе». Впрочем, Берлускони отошел от дел. Он театрален и точно знает, чего хочет. Поэтому из него получился фантастический президент и истинный ценитель красивого футбола. Ему мало просто победить.

Мы редко видели Берлускони — его занимала политика. Он посещал только большие матчи, вроде миланского дерби или встречи с «Ювентусом» и «Барселоной». Иногда он не приходил к нам больше года, и мы чувствовали его отсутствие, но его редкие визиты компенсировали все. Это сложно понять и еще сложнее объяснить, но звук его вертолета в Миланелло воодушевлял нас. Мы, как забытые собаки, радостно виляли хвостами в ожидании вернувшегося хозяина.

Он приходил на поле, общался с игроками — и в нас словно сжимали пружину. Здесь ему не было равных. Как Конте, только президент. Он по одному приглашал нас в маленький кабинет в нескольких метрах от поля. Он любил общаться один на один. Особенно с Индзаги, от случая к случаю они созванивались.

У них находилось много тем. Мне Берлускони никогда не звонил. Я голосовал за него на выборах, хотя он никогда не просил нас напрямую. Он часто говорил, что футбол для него святое, а политика — богохульство. Он объяснял, как его проекты превратят Италию в великую державу, и сравнивал успех клуба с расцветом его бизнеса. Он говорил о создании миллионов рабочих мест. От миллиона нужно отнять один — меня. Время от времени он сообщал нам статистику.

Если он чувствовал вашу заинтересованность в теме разговора, то углублялся в детали, как на шоу Бруно Веспы1. Когда он боковым зрением замечал проходящего Карло Анчелотти, то резко прерывался:

— Карло, сынок, помни, что мы должны играть в два нападающих.

Как он может забыть. Берлускони повторил это миллион раз.

— Еще одно, Карло. Мы должны играть первым номером: в Италии, в Европе, где угодно.

Они спорили о тактике, но последнее слово оставалось за тренером. Простите за французский, но у Анчелотти были огромные яйца. Большой человек и большая личность. У них с Берлускони имелись противоречия, особенно к концу работы Карло в «Милане». Но в общем между ними установилась прочная связь, чего не скажешь о других тренерах, например, о турке Фатихе Териме, которого как раз заменил Анчелотти. Замечательный человек, очень странный, казалось, у него аллергия на любые правила. С первого дня стало понятно, что он не задержится надолго, и его быстро уволили.

До «Милана» он работал в клубах поменьше, где ему потакали. В «Милане» другой климат. Терим мог опоздать на ланч, прийти на официальную встречу без галстука, оставить Галлиани одного за столом и просто сбежать. Он гулял по Миланелло в кричаще пестрой одежде и выглядел, как Джон Траволта. Его сопровождал чокнутый переводчик, следовал, как тень. В какой-то момент он посоветовал Териму отказаться от общения с прессой. Без причин. В «Милане». В клубе, где коммуникация стоит на первом месте.

Переводчик не мог четко донести до нас слова Терима. Он непрерывно жестикулировал и говорил по-турецки: «Парни, впереди один из важнейших матчей в сезоне. Многие нас критикуют, но я верю в вас. Мы не можем сдаться сейчас. От нас многого ждут, и у нас нет морального права не оправдать ожидания. Давайте сыграем за себя, за клуб, за президента и за фанов. В жизни случаются моменты, когда человек должен расправить плечи. Такой момент настал. Вперед, парни. Вперед».

Переводчик, который спокойно слушал речь Терима, переводил: «Завтра приедет «Ювентус». Мы должны победить». Один говорил пять минут, второй перевел за пять секунд.

Терим: «Андреа, ты — ключевая фигура в нашем построении. Ты направляешь игру, но не спеши и не лезь на рожон. Оглядись и дай пас партнеру, возле которого меньше соперников. Мы верим в тебя: ты — основа команды и фундамент игры, которую мы строим. Но я повторяю: не лезь на рожон. Спокойно и хладнокровно — ключевые слова. Сначала подумай, затем пасуй. Только так мы добьемся результата и докажем всей Италии, что рано нас хоронить. Мы не сдадимся без боя. А теперь — все на поле, давайте потренируемся с полной отдачей».

Переводчик: «Пирло, играй в пас. А теперь пошли тренироваться».

Некоторые командные собрания, особенно в первые дни, я помню до сих пор. Терим рисовал на макете 11 кружков. Каждый обозначал футболиста, но когда доходило до объяснения, Терим рисовал так много стрелок и пометок, что нельзя было понять, где защитники, где хавбеки, а где форварды. Только вратарь одиноко маячил. Он показывал пальцем на кружок и говорил:

— Так, Костакурта, это твоя позиция.

Мне приходилось вмешиваться:

— Но босс, там играю я.

В худшие дни он путал форвардов и защитников. Я начал подозревать, что он все понимает: четыре нападающих и два защитника — запретная мечта Берлускони. Но даже Терим понимал, что без такого президента, как Берлускони, «Милан» был бы ничем, без денег и власти. Без его инвестиций и вовлеченности «Милан» кончил бы, как многие другие.

Берлускони буквально сходил с ума, когда «Милан» брал еврокубок или побеждал на международном уровне. Он пел в обнимку со своим дружком Мариано Апичеллой2, шутил. Под руководством Берлускони «Милан» стал самым титулованным клубом планеты3, так написано под крестом на игровой футболке. А Берлускони, раз на то пошло, самый титулованный президент.

И он подписал Хюнтелара.

(Примечания:

1 — Бруно Веспа — ведущий политической программы Porta a Porta на государственном канале Rai Uno.

2 — Мариано Апичелла — итальянский певец, известный исполнением песен, написанных Берлускони.

3 — «Милан», если считать международные трофеи, больше не самый титулованный клуб планеты. 21 февраля его обошел египетский «Аль-Ахли». )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 12. «В 2005 году я хотел завершить карьеру»

Было время, когда я задумывался о завершении карьеры, и дело не в Хюнтеларе. Футбол вызывал отторжение, от малейшей мысли о нем сводило живот. Меня почти тошнило. Вина лежит даже не на Златане Ибрагимовиче и Огучи Оньеву1, моих бывших партнерах по «Милану». Один из них — самый известный швед, второй — одинокий американец, который предпочел соккер бейсболу, баскетболу, хоккею, американскому футболу и даже гамбургерам из «Макдональдс».

Они сцепились на тренировке и катались по траве, как мальчишки с района. Казалось, они убьют друг друга. Они точно переломали ребра, хотя по официальной версии это была дружеская заварушка. Свидетели могли подумать, что мафия сводит счеты. Как в «Горце»: должен остаться только один. Драка встревожила меня, но не она поставила под вопрос мое будущее в футболе. В любом случае Златан и Огучи были слишком заняты, пытаясь вырубить один другого.

Я думал об уходе, потому что после Стамбула все потеряло смысл. Финал Лиги чемпионов-2005 раздавил меня. В памяти большинства матч останется бенефисом Ежи Дудека. Этот дурацкий танцор посмеялся над нами, прыгая на линии, а потом сыпал соль на рану, парируя наши пенальти. Но было больно от того, что мы могли винить только себя. Я не знаю, как такое могло случиться, но факт остается фактом: невозможное становится возможным, если кто-то про***лся, в данном случае — вся команда. Мы совершили массовое самоубийство: взялись за руки и прыгнули с Босфорского моста.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=AEde3pp_kuw[/video]

Знаменитый пролив сузился до предела — настолько, что если бы память о стамбульском финале превратилась в геморрагическую свечу, я не смог бы извлечь ее. Даже теперь я чувствую ее в себе. Она в прямом смысле зудит в моей заднице.

Когда пытка закончилась, мы сидели в раздевалке стадиона «Ататюрк», как банда болванов. Никто не говорил и не двигался. Мы превратились в голодных зомби, которые могли утолить жажду только своей кровью. Мы были психологически раздавлены. Час за часом состояние только ухудшалось: бессонница, ярость, депрессия, безразличие… Мы изобрели новое заболевание с множеством симптомов — Стамбульский синдром.

Я больше не чувствовал себя футболистом, но что значительно хуже — не чувствовал себя мужчиной. Неожиданно футбол перестал быть самым важным делом на свете, просто потому что он не был таковым. Болезненное противоречие. Я не решался посмотреть в зеркало, отражение кололо меня. Единственным вариантом казалось завершение карьеры. Но как же бесславно получилось бы. Я сыграл настолько смешно, что мог бы претендовать на роль в «Зелиге»2.

Я дошел до края, с путешествием покончено, как и со мной. Я ходил, опустив голову, даже там, где меня очень ценили. Я не пытался избежать сочувственных взглядов, просто шел, не зная куда, потому что взгляд вперед волновал и утомлял.

Есть понятие «страх перед возможной неудачей», в тот вечер мы перестали волноваться и в какой-то момент растворились на поле. Финал в Стамбуле состоялся 25 мая, до конца чемпионата Италии оставался один тур. Мы вернулись в Миланелло на четыре дня, чтобы подготовиться к воскресному матчу против «Удинезе». Парад позора стал самым жестким наказанием. Мы слышали оскорбления с каждого сектора. Короткий, насыщенный и унизительный период. Я не мог убежать или нажать на паузу, мир переворачивался с ног на голову, рядом постоянно находились сообщники, с которыми я похитил наше собственное достоинство. Все разговоры сводились к финалу Лиги чемпионов, мы задавали вопросы, но не находили ответов.

Мы были героями Джиджи Марзулло3 на групповом сеансе у психоаналитика с одной значительной оговоркой: доктор не пришел, собралась только горстка психов. Один возомнил себя Шевченко, другой — Креспо, третий — Гаттузо, Зеедорф, Неста, Кака… Я решил, что я — Пирло. Банда самозванцев.

Меня мучила бессонница, а когда я засыпал, то вскакивал ночью с отвращением к самому себе. Я не мог больше играть. Я ложился в кровать с Дудеком и его партнерами по «Ливерпулю». Мы сыграли с «Удинезе» 0:0. Суть ночного кошмара в том, что он начинается, когда закрываешь глаза, но не заканчивается, когда их открываешь. Поэтому пытки продолжились.

Игрокам «Милана» предстояло еще защищать честь Италии (или позорить ее). Липпи хватило нескольких секунд: «Мои мальчики, мои мальчики, на вас лица нет». Прекрасная интуиция, Марчелло, даже слепой прочитал бы это шрифтом Брайля. «Все равно спасибо, что приехали».

Никто из нас не мог думать рационально. Мы прощались с персоналом на базе, как в последний раз. Я действительно так считал. Завершение карьеры и другое занятие привлекали меня больше, чем возвращение в футбол.

В отпуске стало чуть легче, хотя раны не затянулись. В первый день я хотел броситься в бассейн без воды. На второй день я хотел нырнуть в воду, но не всплыть. На третий день я хотел утонуть в лягушатнике. На четвертый день я хотел задохнуться, делая искусственное дыхание резиновой уточке. Я поправлялся, но очень медленно.

Я никогда не мог побороть чувство собственной беспомощности, когда рок принимается за дело. Иногда кажется, что он липнет к ногам, пытаясь выбить меня из колеи. Даже сейчас, если ошибаюсь с передачей, виню черную силу, поэтому я держусь подальше от DVD с записью матча против «Ливерпуля». Я не позволю этому врагу ранить меня во второй раз — он и так сильно потрепал меня. Я не стану пересматривать тот матч, я однажды принял в нем участие и сотни раз прокрутил его в голове, пытаясь найти объяснение, которого, возможно, не существует. Молиться о другой концовке — то же самое, что пересматривать фильм, надеясь, что не понял финальную сцену, ведь хорошие парни не могут так просто умереть.

Мы восстали через два года, в 2007-м, когда победили в финале Лиги чемпионов тот же «Ливерпуль». Мы победили в Афинах: Филиппе Индзаги оформил дубль, один из голов забил после моего невольного паса со штрафного.

Радость от победы не сравнилась с оглушающими эмоциями двухлетней давности. Говорят, месть лучше подавать холодной. Наше блюдо еще не остыло. Мы праздновали, но помнили о том поражении. Мы хотели забыть, но не могли.

Осадок остался, и кто-то предложил повесить в Миланелло черную траурную картину рядом с фотографиями триумфов как послание следующим поколениям: чувство собственной неуязвимости — первый шаг к точке невозврата. Лично я — за. Я упомянул бы поражение от «Ливерпуля» в середине списка титулов, выделил бы его цветом и шрифтом, чтобы подчеркнуть его абсурдность. Оно смущало бы, но и придавало бы значения успехам.

Этот трюк хорошо освоили домохозяйки. В супермаркете они набивают тележку самыми большими брендами: ветчиной «Сан-Даниэле», водой «Панна», дорогим пармезаном, вином «Бароло», а сверху кладут никчемный йогурт. Когда женщина возвращается домой, муж и дети видят жалкий йогурт и требуют: «Мама, дорогая, никогда больше не покупай этот йогурт».

Они замечают очевидное: огромную ошибку, пятно на мундире, исключение, которое подтверждает правило. Благодаря йогурту к остальным покупкам нет претензий. Проницательные женщины давно это поняли. Семья больше никогда не найдет в холодильнике старый безвкусный йогурт, и я надеюсь, что 25 мая 2005 года никогда не повторится со мной. Я не перенесу это, даже если буду кошкой, у которой осталась последняя девятая жизнь. Лучше я покончу с собой, пробежав через клетку с доберманами.

Даже самые черные моменты учат нас. Мы должны копать глубоко, чтобы найти малейший отблеск надежды. Фраза, которую вы повторяете время от времени, может сделать вашу участь менее горькой. После стамбульского финала я не придумал ничего лучше, чем «Ну и х** с ним!»

(Примечания:

1 — Огучи Оньеву — лучший футболист США-2006 провел за «Милан» лишь два официальных матча. Сейчас он выступает за «Шеффилд Уэнсдей».

2 — «Зелиг» — комедия Вуди Аллена 1983 года об Америке 1920-30-х годов, в котором рассказывается о необычном еврее по фамилии Зелиг, который умеет перевоплощаться в людей, с которыми общается.

3 — Джиджи Марзулло — популярный в Италии ведущий ток-шоу. )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 13. «С годами я понял, что все нападающие — фетишисты»

Правильно — на х**! Дважды на х**! Первое, что я сказал, после поражения в Стамбуле. Этот город превратился для меня в цитадель зла и проклятое место. Я защищался руганью от безжалостного удара судьбы. Я не суеверен, но мне нужна точка опоры.

Я сталкивался с тяжелыми случаями. Например, Альберто Джилардино, мы вместе играли в «Милане» и сборной. Он был фетишистом. Футболист-модель. Халат от Dolce & Gabbana, шлепанцы от Dolce & Gabbana, костюм от Dolce & Gabbana, трусы от Dolce & Gabbana, очки от Dolce & Gabbana, туалетная вода от Dolce & Gabbana и гель для волос от L’Oreal — просто потому, что Dolce & Gabbana не производит его.

Но в его сумке всегда лежала пара старых вонючих бутс. Древние, потрепанные, уродливые, с шатающимися шипами. Они больше похожи на музейный экспонат, но он обращался с ними, как с сокровищем, и держал в безупречной чистоте. Он доводил бутсы до блеска, иногда даже разговаривал с ними, наверное, установил ментальную связь.

Поскольку в них мог играть еще Атилла Завоеватель, наш технический спонсор взял с Джилардино слово, что он не выйдет в них на официальный матч. Ему объяснили, что Сандро Пертини1 давно не играет в карты в самолетах, люди изобрели цветной телевизор, а на Джона Кеннеди совершили покушение. Узнав последнюю новость, он удивился: «Вы cерьезно?», а потом с гордостью добавил: «Я не выброшу эти бутсы».

— Почему, Джила? В них больше дырок, чем в куске эмменталя2.

— Потому что в них я забил кучу голов. Если я возьму их на тренировку, они передадут флюиды моим новым бутсам.

— Какие флюиды?

— Волшебные.

— О, Джила…

— Если честно, чем чаще я ношу их вместе с новыми бутсами, тем выше шанс, что они передадут флюиды. Я держу кулаки, чтоб это случилось быстрее.

— То есть сначала их нужно выжать, как лимон, а потом пропитать новые соком?

— Посмотрите на Андреа, он понимает. Не нужно быть гением.

— Ты абсолютно прав, не нужно быть гением…

Насколько я знаю, он играл в этих бутсах еще за «Бьеллесе»3 или вроде того. С годами он очень расстраивался даже из-за протертых шнурков. Они были его талисманом, без них Джила терялся.

— Если я ношу их с собой, то забиваю. Если я забуду их дома, то попрошу тренера оставить меня на скамейке, потому что на поле не сделаю ничего толкового.

Но маленький пунктик Джилы намного лучше дикого ритуала Филиппо Индзаги. Проще говоря, он гадил. Чертовски часто. Само по себе это неплохо, но он гадил на поле и в раздевалке перед самой игрой, что очень раздражало. Особенно если мы сидели в маленькой раздевалке. Ему удавалось сходить в туалет 3-4 раза за 10 минут.

— Это приносит мне удачу, парни, — уверял Индзаги.

Я слышал, что повезет, если вступишь. Но Пиппо верил, что гадить или нюхать тоже полезно.

— Нам это не особенно помогает. Что ты ел, Пиппо? Мертвечину?

Он всегда отвечал одинаково:

— Пласмоны.

Глупо было спрашивать. Все видели, как Пиппо целыми днями ел маленькие печенья «Пласмон», как 40-летний младенец. Когда пачка заканчивалась, он оставлял на дне два печенья. Не одно, не три, а два. «Так звезды всегда будут благосклонны ко мне». Конечно, знаменитая связь между детским печеньем и астрологией.

— Ради всего святого, не ешьте последние печенья. Вы нарушите равновесие.

Желудочно-кишечное, наверное.

Мы испробовали все, чтобы украсть у него два последних печенья, но ни разу не преуспели. Он ревностно охранял их и ни с кем не делился, как и мячом на поле.

— Я стараюсь ради вас. Вам нужны мои голы.

Он так же придирчиво относился ко всему, что ел. Паста, немного томатного соуса и жареная говядина на завтрак. Паста, немного томатного соуса и жареная говядина на ужин. Меню на всю жизнь. Он вел себя за столом, как в чужой штрафной: делал одно и то же без особой фантазии, но с максимальной эффективностью. Он ждал официантов с таким видом, словно хотел, чтобы его покормили с ложки. Во время матчей он так же стоял и ждал, пока мяч как-то дойдет до него, и забивал.

Индзаги тоже таскал с собой одну и ту же пару бутс. Они подходили для любой погоды, и Пиппо лелеял их с подозрительной преданностью. С годами я понял, что все нападающие — фетишисты. В бутсах Пиппо не было никакого волшебства, одни заплатки. Как и для Джилардино, они напоминали о молодости, но очень контрастировали с внешним видом уважаемых владельцев.

— Я боюсь, что бутсы развалятся прямо на ноге, но я продолжу в них играть. Никто меня не переубедит. Только они плотно сидят на ноге.

— Ты о чем? Все профессиональные бутсы плотно сидят.

— Нет, только эти.

Сумасшедший, но безобидный.

Наш вратарь Себастьяно Росси был не лучше (или не хуже, как вам нравится). Огромный медведь за два метра ростом с необъяснимой одержимостью: во время разминки никто не должен был проходить у него за спиной. «Плохая примета, пройдешь и забьешь в свои ворота».

Он не давал спуска ни своим, ни чужим. Анджело Перуцци, его друг, приехал играть на «Сан-Сиро». Раньше на стадионе был зал, где разминались обе команды. Росси работал с тренером, почти прижавшись спиной к любимой стене. Он уронил мяч и сделал пару шагов вперед. В этот момент зашагал Перуцци. Он спокойно шел в пространство между Росси и стеной. Росси мгновенно встал между Перуцци и стеной: «Убирайся отсюда, это частная собственность, никто не ходит позади меня». Как будто ткнул в лицо Перуцци знаком «Стоп» с клыкастой собакой. Перуцци не ответил, потому что знал: глупо нападать на чокнутых, лучше улыбнуться и кивнуть.

— Себа, ты мог покалечить его, — сказали мы.

— Жаль, что не покалечил.

В раздевалке он заведовал всеми ножницами для обрезания тейпов и пластыря. Он первым пользовался ими и, только закончив, передавал остальным.

— Если мы изменим порядок, удача отвернется.

Когда он повторял это, я по старой традиции чесал яйца.

В «Реджине» играл Паоло Фольо. Он не мог заснуть, пока не повесит на стену кроссовки: одну над другой, носками строго вниз. Настоящий фанат геометрии.

Меня забавляла борьба с демонами. Я считал это пустой тратой времени. Люди становятся суеверными, когда дела идут плохо. Например, вратарь пропускает слишком много, а нападающий долго не забивает. Если забастуют на фабрике «Пласмон», то плохи дела Индзаги. Я старался не терять голову даже в самые трудные времена — к счастью, они случались не часто. Я заметил, что люди приятно удивляются, когда видят, что я нормальный парень без тараканов в голове. Мне нравится, когда родители говорят детям: «У Пирло есть голова на плечах, будь, как он».

Можно быть прекрасным футболистом без перегибов. Не обязательно делать сумасшедшую прическу, чтобы привлечь внимание команды. Я не люблю татуировки, хотя сделал три: имя сына Николо на китайском на шее, буква «А» в честь дочери Анджелы сразу под ним и имя жены Деборы на безымянном пальце, скрытое обручальным кольцом. Их никто не видит, я не хочу делиться такими вещами. Я чувствую их кожей и хочу, чтобы они на ней остались.

Если сравнивать клубы, где я играл, то в «Ювентусе» мало суеверных людей. Конте очень религиозен: перед выходом на поле он целует распятие и статуи святых, а затем идет к Мадонне с молитвенными четками. Не думаю, что он ужился бы с кем-то более замороченным. Хотя есть одно исключение — наш президент Андреа Аньелли. Во время моего первого сезона в «Ювентусе» он не посетил ни одного гостевого матча: «Я уверен в победе только в Турине. В другом месте я чувствую негативные вибрации».

Мы обеспечили себе скудетто в Триесте, когда победили «Кальяри» на стадионе «Нерео Рокко». Президента там не было, но человек, который платит мне зарплату, всегда прав.

(1 — Сандро Пертини — президент Италии, который в 1982 году возвращался с победного для апеннинцев чемпионата мира вместе со сборной. На борту было сделано легендарное фото: справа — Пертини (у иллюминатора) и главный тренер Энцо Беарзот, слева — капитан команды вратарь Дино Дзофф (на переднем плане) и полузащитник Франко Каузио играют в карты, а на столе стоит Кубок мира.

2 — Эмменталь (Эмменталер) — традиционный швейцарский сыр из коровьего молока.

3 — Джилардино играл за «Бьеллесе» в сезоне-1996/97, а в «Милане» вместе с Пирло — с 2005-го по 2008-й. То есть бутсам было около 10 лет.)

Автобиография Андреа Пирло. Глава 14. «Я слушал президента Аньелли и представлял Аль Пачино»

Его дядю называли Адвокатом, его отца — Доктором, а он сам — старый добрый Андреа. Простое определение для особенного человека, сделанного из того же теста, что и остальные Аньелли. Названный ягненком1, но лев по характеру, которого ни разу не загнали в клетку.

Андреа — один из нас и один из них. Привилегированный болельщик, его слово может вдохновить футболистов. Команда принадлежит ему и каждому — коммунистический кооператив в сердце капиталистической страны. Он платит по счетам, люди радуются, и он присоединяется к торжеству.

«Ювентус» — не игрушка. Это семейная страсть, частная собственность, которая постоянно на виду. Поэтому клуб наследуют, развивают и делают больше. Он президент, единственный президент. Он пришел из прошлого, чтобы построить будущее. Настоящее существует как переломный момент в летописи «бьянконери», но время идет очень быстро. Девиз президента: «Работать, работать и еще раз работать». Так сложилось, что он мог бы не работать, но президент неутомим. «Единственный способ победить», «Единственный путь, который приведет к самой амбициозной цели», — так он говорит.

Его страсть к «Ювентусу» на грани патологии. Двери для друзей клуба открыты, а с врагами не церемонятся. Аньелли не злобный человек, но если вы станете у него на пути, то увидите и эту сторону. Любое намеренное действие против «Ювентуса» он принимает как пощечину себе и открывает ответный огонь. Он рвет и мечет.

Для команды он очень добрый и заботливый президент. Как бы ни шли дела, он никогда не повышал на нас голос. Он будет с нами в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас, потому что он женат на клубе. Сначала он беспокоится о нас, а потом — о себе. Он любит нас, и мы знает об этом.

Как и Конте, он знает, что и когда говорить, хотя его голос мягкий и не такой резкий. Он мог бы говорить о Джанни и Умберто Аньелли2, но никогда так не делал. Он мог бы упомянуть Мишеля Платини, Роберто Баджо и даже Алессандро Дель Пьеро, но обходится без них. Он никогда не углубляется в историю своей семьи или в славное прошлое клуба. Сравнение с прошлым может вывести из равновесия, а это не его стиль. Хотя много раз я слышал от него: «Играть за «Ювентус» — привилегия, удел избранных, и ты должен благодарить судьбу, что попал сюда. Все, кто играл за команду рано или поздно брали трофеи. Один, десять, сто. Клуб — это наше все. И так же ты должен относиться к нему. Ты должен быть «ювентини» до мозга костей, тогда ты прославишь и себя, и клуб. Бери пример с тех, кто был до тебя, вдохновись ими».

Кирпичик за кирпичиком Аньелли строит свое счастье. Даже когда он рассуждает о чем-то другом, разговор возвращается к «Ювентусу». В новом сезоне после чемпионства-2012 мы играли неважно. Аньелли вспомнил Кубок Райдера3 по гольфу, он очень любит гольф: «Парни, Кубок Райдера проходит раз в два года, сильнейшие гольфисты из Европы и США играют друг против друга. Это лучший турнир, в котором может принять участие гольфист. Это рай для них».

В 2012-м он прошел в клубе «Медина» недалеко от Чикаго.

«После двух стартовых дней американцы вели 10:6, они были в шаге от победы и осуществления мечты. Не хватало 4,5 очка, и все, кто разбирается в гольфе, понимают, что это немного. Европейцам нужно было выиграть 8 из 12 матчей, чтобы сравнять счет».

Он говорил о людях, которые ходят в кепках и начищенных до блеска ботинках с клюшками в руках. Две команды солидных джентльменов вышли прогуляться на лужайку. Но его слова захватили нас. Он нажал на правильные точки, и мы прониклись историей. В комнате воцарилась тишина, мы перенеслись на газоны Иллинойса.

«В последний день европейцы сотворили чудо. Они не просто свели матч к ничьей, они победили. На одной воле к победе. Она может привести вас куда угодно. Она сносит стены, окрыляет и стирает различия. Американцы бессильно наблюдали за самым великим камбэком в истории Кубка Райдера. Чужая воля к победе смела их. Газеты назвали его «чудом в «Медине». Парни, не сдавайтесь. Выжмите из себя все до последнего».

Называйте меня сумасшедшим, но по моей спине пробежали мурашки. На секунду он напомнил мне Аль Пачино в фильме «Каждое воскресенье»4, где он играет тренера команды по американскому футболу. Незабываемая речь. Я смотрел на нашего президента и видел Аль Пачино, слышал его сиплый голос: «Или мы спасемся, или рассыплемся. Дюйм за дюймом, матч за матчем. Пока нас не похоронят. Сейчас мы в аду, джентльмены. Поверьте мне. Мы можем остаться здесь, пока из нас не выбьют все дерьмо, или мы можем пробить себе дорогу к свету. Мы можем выбраться из ада… дюйм за дюймом. Но я не могу сделать это за вас».

И мы выбрались для него. Тем вечером я вернулся домой, сел за компьютер и загуглил «Кубок Райдера». Я хотел знать больше, Андреа разжег мое любопытство. Я узнал имена главных героев: Хосе-Мария Оласабаль, неиграющий капитан, Рори Макилрой, Джастин Роуз, Пол Лори, Грэм Макдауэлл, Франческо Молинари, Люк Дональд, Ли Уэствуд, Серхио Гарсия, Петер Хансон, Мартин Каймер, Николас Колсаертс и Ян Пултер. 12 человек в составе победителей, как и в «Ювентусе». Недоброжелатели скажут, что 12-й — это рефери, но я говорю о наших болельщиках. Дома и в гостях они всегда с нами. Они, мы, Андреа — все заодно. И Андреа за всех.

Мы нашли общий язык в первый день. Я подписывал контракт перед телекамерами и фотографами с Juventus TV.

— Я рад, что ты с нами, Андреа.

— Я приехал, чтобы побеждать.

— Я Счастлив слышать это.

Андреа произвел прекрасное впечатление. Надеюсь, и я тоже. Футбольная любовь с первого взгляда. Сложно было рассчитывать на нее, учитывая, что я пришел из «Милана». Я узнал Аньелли получше и обнаружил интересную черту: выиграв один трофей, он сразу же думает, как взять следующий. Он не стоит на месте. Он быстро сообразил, как бороться с лучшими. Аньелли вернул «Ювентусу» прежнюю ментальность. Я сталкивался с ней, когда играл против «Старой синьоры». Бороться до последних сил, никогда не отступать, отвечать ударом на удар, забить гол и снова бежать вперед.

Кальчополи отразилось на всем «Ювентусе» того времени. Но до конца дней я буду верить, что и без чьей-либо помощи они выиграли бы те скудетто. Поэтому я надел футболку с надписью «30 титулов, выигранных на поле» после победы в чемпионате-2011/12. Я пришел из мира, который воевал с «Ювентусом», но если титул отобрали и не передали другой команде, то он принадлежит «Юве». Трудно согласиться, если ты не «бьянконери» или не стал им, как я. Победа в 2012-м стала мягкой посадкой после нескольких лет в турбулентности.

Андреа умеет вести дела агрессивно, но не проявляет высокомерия, живет, как обычный человек его возраста5. Гуляет по Турину в джинсах, разговаривает с прохожими, отвечает на вопросы болельщиков, прислушивается к их советам и критике. Он не прячется от людей и понимает, чем дышит город. Однажды я хотел бы увидеть его мэром.

После первого скудетто, выигранного под его руководством, он приехал поздравить нас в клуб «Какао» в городке Парко дель Валентино. Он по-настоящему расслабился: танцевал, пил и даже пел в караоке. Я точно не помню, пел ли он песню Марко Масини Fuck You, но мне нравится так думать. Специальный номер для тех, кто не верил в нас.

Он поблагодарил футболистов: «Вы моя радость и гордость. Я стал президентом совсем недавно, и вы сделали мне прекрасный подарок. Я знал, что мы станем лучшими в Италии, но думал, что потребуется больше времени. Но теперь мне мало Италии!»

У меня в голове заиграл гимн Лиги чемпионов. Андреа подмигнул мне. Андреа Аньелли — 100% Аньелли6.

(Примечания:

1 — Agnello по-итальянски «ягненок», фамилия Аньелли — множественное число agnello.

2 — Джанни Аньелли — дядя Андреа, Умберто — его отец. Оба были президентами «Ювентуса».

3 — Кубок Райдера — турнир по гольфу между сборными США и Европы, который начиная с 1927-го проходит раз в два года.

4 — «Каждое воскресенье» — кинофильм режиссера Оливера Стоуна, вышедший на экраны в 1999 году. Фильм посвящен вымышленной профессиональной команде «Акулы Майами», играющей в американский футбол. В главных ролях — Аль Пачино и Кэмерон Диас.

5 — Андреа Аньелли родился в 1975 году.

6 — игра слов; на изделиях из чистой овечьей шерсти пишут: 100% agnello. )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 15. «Я не цыган»

Андреа Аньелли взял меня на мушку после первого титула. Он выбрал цель и выстрелил, но не пулей, а цветами. «Люби, а не воюй», — казалось, говорил он. Если время вышло, найдите новую цель и посвятите себя ей. Он не верил в происходящее. Он жил мечтой о титуле, и она осуществилась. Он парил на седьмом небе от счастья. 30 лучей, по количеству чемпионств, освещали поле, и никаких облаков. Опасно смотреть на солнце, но Андреа как будто хотел спалить сетчатку. В раю не нужны солнечные очки. Они портят улыбку, превращают счастливое лицо в грубое и скучное.

Если говорить о долгих взглядах, то никто не сравнится с полузащитником сборной Мальты Андре Шембри1. Мы играли с ними в Модене, и я почти видел сердечки вокруг его головы. Он не сводил с меня глаз с первой минуты матча. Мы играли 11 сентября 2012 года. Шембри напоминал футбольного камикадзе. Или влюбленного камикадзе. Его не интересовал мяч — только мое присутствие. Мы вместе бегали по полю: я и моя тень. Я дергался, он догонял. Я останавливался, он жал на тормоз. Я стал жертвой близкого контракта третьей степени2. Если бы нас не окружали 20 000 болельщиков, я вызвал бы полицию. Его страсть граничила с жестокостью, Шембри не брезговал физическим воздействием.

— Что, мать твою, ты делаешь? — спросил я.

— Прости?

— Что с тобой? Ты смотришь на меня так долго, что, наверное, изучил каждый миллиметр моего лица. Ты гоняешься за мной по всему полю, но еще ни разу не коснулся мяча. Как насчет того, чтобы поиграть в футбол, а не следить за мной?

— Не могу. Тренер сказал, что моя единственная задача — держать тебя.

— Да, но мяч далеко. Дай вздохнуть, тебе не нужно стоять в десяти сантиметрах от меня.

— Кого волнует мяч? Я слежу за тобой и больше ни за чем.

Если бы у него оказалось с собой кольцо, он встал бы на колено и сделал бы мне предложение: «Я, Андре, беру тебя, Андреа, в законные подопечные. Я буду бить тебя, следовать за тобой и катиться под тебя, пока свисток арбитра не разлучит нас».

Его опека действовала на нервы. Я не считаю пиявок опасными существами, кроме тех, что в брачном периоде. Мальта играла против Италии, но Шембри играл только против меня. Такие случаи опустошают и раздражают.

— Тебе нравится? Тогда мне жаль тебя.

— Кто сказал, что мне нравится? Я просто выполняю тренерскую установку.

— Но ты не получаешь удовольствия от игры.

— Ты тоже.

Он был абсолютно прав. Я не получил удовольствия, это случилось не в первый и не в последний раз. Раньше тренеры отправляли лучшего защитника держать «десятку» соперника. Десятый номер получал самый классный футболист, и причины были очевидны — лишить его мяча. Многое изменилось. Теперь максимальное внимание привлекают центральные полузащитники, через которых строится игра. Нас держат плотнее всего, буквально топчутся по пяткам.

И так всегда. Я покидаю поле с кучей синяков. Меня держал даже Франческо Тотти в матче против «Ромы». Он жестко въехал мне в колено, но хотя бы извинился. Такая игра не характерна для него, и я уверен, что он нарушил правила неумышленно. У меня нет к нему претензий.

Нелегко укротить пса, который носится за тобой 90 минут. Он пес, а я — кость. Так обстоят дела, и я никогда к этому не привыкну. Футбол все больше походит на борьбу, что совсем нехорошо.

После матча я обычно обмениваюсь футболками с опекунами. Даже с Шембри. Меня так интенсивно изучают на протяжении полутора часов, что кажется, мы знакомы всю жизнь. Я постоянно пытаюсь улизнуть от этих ребят. Я ищу пространство, чтобы получить мяч и играть в нормальный футбол, делать свое дело даже в кандалах, но порой это чертовски сложно. Даже игроки без особенных способностей могут бегать и бороться целыми днями. Возможно, они безмозглые роботы, но физически подготовлены не хуже, чем бодибилдеры. Если я убираю их финтом, меня не достать и за миллион лет. Но если не получается, бывает очень больно.

Видимо, тренеры соперников боятся меня, иначе не использовали бы персональную опеку. Это крайняя мера. Парни, которые преследовали меня, не слишком заботились о созидании. Они подключались к атакам по возможности, но при потере мяча мчались ко мне, забывая обо всем остальном. Они просто хотели вырубить меня.

Даже сэр Алекс Фергюсон, красноносый тренер, который превратил «Манчестер Юнайтед» в грозный линкор, не устоял перед искушением. Этот человек без изъянов дал слабину, когда речь зашла обо мне. На короткий миг он показал местечковость.

В матче против «Милана» Фергюсон назначил Чжи-Сун Пака моей тенью. Он носился вокруг со скоростью света — первое ядерное оружие в истории Южной Кореи. Он бросался на меня, обхватывал руками. Он не смотрел на мяч, возможно, вообще не понимал, что с ним делать. Круглый неопознанный объект. Его запрограммировали, чтобы держать меня. Его преданность установке даже трогала — несмотря на громкое имя и статус, он согласился быть сторожевым псом и добровольно ограничил свой потенциал.

Я вижу несправедливость, часто мне жаль своих опекунов. Они — футболисты, более того, они — мужчины, от которых требуют забыть о достоинстве и разрушать вместо созидания. Они счастливы выглядеть полным дерьмом до тех пор, пока незаметен я.

Я кочую по полю, как цыган. Полузащитник, который постоянно ищет свободную пядь без раздражающих опекунов и назойливых мальтийцев. Мне нужно пару квадратных метров, чтобы проповедовать свою религию: беру мяч, отдаю партнеру, партнер забивает. Это мой способ делиться счастьем.

Я кочую с одного конца поля к другому, правда, пешком, а не в таборе. Возможно, отсюда слух о моем цыганском происхождении. Или, чтобы быть точнее, — синтийском3. Впервые информация появилась в солидной газете перед игрой против Румынии на Евро-2008. Сперва я улыбнулся заголовку и не предал статье значения. Но СМИ напирали сильнее, появилось несколько лживых заметок о моей семье. Меня преследовали журналисты. Они писали о нашем быте, о местах, куда мы ходим, о людях, с которыми встречаемся. Они нагло вторглись в нашу частную жизнь, которую мы тщательно оберегаем.

У меня есть догадка о происхождении этого слуха. Кроме виноделия, у моего отца Луиджи есть связи в торговле сталью. Он и мой брат ведут дела с компанией Elg Steel. А металлургия — традиционная отрасль синти. Кто-то суммировал два и два и получил пять, что включило зеленый свет серии сумасшедших статей.

Если бы я категорически опровергал каждое слово, я рисковал бы перейти в наступление. Создалось бы впечатление, что я дистанцируюсь от синти и выступаю против них. Мои поиски правды могли принять за расизм, чего я совершенно не хотел, потому что считаю расизм омерзительным.

Я не синти, но публичное заявление спровоцировало бы эффект испорченного телефона, от которого больше пострадали бы они, а не я. В их частное пространство вторглись бы журналисты и разрушили бы его. Они соревновались бы за право пролить свет на мир, о котором говорил Андреа Пирло. Я знал подводные камни медийного вмешательства и предпочел избежать их.

Люди из этнической группы синти — представители другой культуры. Мы разные: две истории, две части мозаики. Я не расставил точки над i тогда, поэтому уточню теперь. Моя семья происходит из Ломбардии. Я из Брешии, я итальянец, а не синти. И, самое главное, я ничего не имею против синти.

(Примечания:

1 — Андре Шембри — мальтийский атакующий полузащитник. Родился в 1986 году, выступает за кипрскую «Омонию». В сборной Мальты провел 54 матча, забил 3 гола.

2 — «Близкие контакты третьей степени» (англ. Close Encounters of the Third Kind) — американский научно-фантастический фильм 1977 года режиссера Стивена Спилберга.

3 — Синти (варианты синта, синто) — одна из западных ветвей цыган. Франкоязычные синти называются мануш (буквальный перевод с цыганского — «человек»).

Автобиография Андреа Пирло. Глава 16. «Зовите меня Пирлиньо»

Я итальянец и наполовину бразилец, если хотите, зовите меня Пирлиньо. Когда бью штрафные, думаю по-португальски, хотя праздную на родном языке. Кручу мертвые мячи. У каждого мое имя, они мне как дети. Они похожи, но не близнецы, хотя у всех южноамериканское происхождение. Если быть точным, один вдохновитель — Антонио Аугусто Рибейро Рейс Жуниор, или полузащитник, который вошел в историю под именем Жуниньо Пернамбукано1.

Играя в «Лионе», он заставлял мяч вытворять невероятные вещи. Жуниньо устанавливал мяч на газон, делал несколько странных телодвижений, разгонялся и забивал. Он никогда не промахивался. Никогда. Я изучил его статистику и понял, что это не случайно. Он был дирижером наоборот — держал палочку ногами. Он показывал, что все хорошо, большим пальцем ноги. На «Икее», должно быть, посмеялись, когда собрали его так причудливо.

Я тщательно изучал его, смотрел DVD, даже его фото. И наконец понял. Потребовались время и упорство. Сначала я заметил, что он бьет по мячу не так, как все. Я понимал это, но не знал как. Поэтому пошел на тренировочное поле и попытался повторить его удар. Сначала безуспешно. Мяч пролетал в нескольких метрах над перекладиной или в трех метрах над уровнем неба (так называется итальянский фильм).

В большинстве случаев мяч перелетал ограждение в Миланелло. Я врал фанам за забором, что ударил так специально: «Ребята, это подарок вам». Делал вид, что не знаю, что тренировка проходила за закрытыми дверями, и они не имели права находиться там. Поскольку они нарушали правила, я решил, что в моей лжи не было греха. Я стрелял по воробьям несколько дней, и парень, отвечавший за инвентарь, не на шутку разозлился. Он с болью смотрел, как я транжирю мячи. Дни превратились в недели.

Лучшие мысли приходят во время максимальной концентрации. Как добавил бы Филиппо Индзаги, в туалете. Так случилось и со мной. Не очень романтично, но из песни слов не выкинешь. Поиски секрета Жуниньо поглотили меня, каждая мысль сводилась к его ударам. Напряжение возрастало, рано или поздно вода смела бы плотину. Я знал, в какую точку мяча бьет Жуниньо: он касался мяча только тремя пальцами, а не всей ступней, как могло показаться. Но я не понимал, как он бьет.

Ранним утром следующего дня я отправился на поле, даже не играл в PlayStation с Нестой. На мне была пара лоферов, чтобы доказать, что я нашел ответ, не нужны бутсы. Парень, отвечавший за инвентарь, уже приступил к обязанностям.

— Дай, пожалуйста, мячи, — попросил я.

— Иди на х**, — прошипел он себе под нос.

— Что?

— Я спросил: одинаковые?

— Продолжай в том же духе, придурок, и дай мячи.

Он неохотно катнул один. Морально он подготовился к путешествию в лес на поиски мяча. Вместо этого по идеальной траектории я отправил его в самую «девятку». Я ударил так круто, что никакой голкипер не спас бы. К счастью наших вратарей, они еще не приехали.

— Почему бы тебе не повторить удар, Андреа, — раздался провокационный голос из-за спины.

Двое дрались против одного: я с одной стороны, парень с инвентарем и призрак Жуниньо с другой.

— Окей, кайфолом, просто смотри.

Я разогнался и скопировал предыдущий удар. Красиво и безупречно. И еще пять раз пробил так же. С того момента я официально разгадал секрет Жуниньо. Нужно бить по нижней части мяча тремя пальцами. Нога должна быть максимально прямой. В последнем движении нужно ее расслабить. Таким образом, мяч не вращается в полете, а ныряет прямо в ворота. Вот в двух словах мое проклятие для вратарей.

Если все получается, как я описал, у голкипера нет шансов. Этот удар изобретен специально, чтобы лететь в непредсказуемом направлении, минуя «стенку». Обожаю, когда мяч пролетает в нескольких сантиметрах над головами защитников в «стенке». Они почти достают его, но чуть-чуть не хватает. Они даже могут прочитать название производителя. Порой доля садизма делает победу слаще.

Чем дальше от ворот, тем лучше. С дистанцией усложняется траектория. Чем больше расстояние до кипера, тем быстрее мяч ныряет к цели. Я могу чуть изменить удар, добавить какой-то трюк, но общая концепция никогда не меняется. Забивать с мертвых точек — это испытать огромное удовлетворение. Я тешу себя мыслью, что являюсь примером для других футболистов, что меня изучают, копируют и, возможно, повторят через какое-то время. Для некоторых я — Жуниньо Пернамбукано 2.0, бразилец с брешианским акцентом.

Я никому не говорил, но моя цель — забить больше всех со штрафных в истории Серии А2. Над этим я работаю многие годы. В детстве использовал диван вместо «стенки» и тренировал штрафные игрушечным мячиком. Получалось 9 раз из 10. В те дни я покупал Gazzetta dello Sport только ради видео с лучшими штрафными великих десяток, которые они прикладывали к газете. Я нажимал на Play, и Баджо с Зико и Платини принимались за дело. Великое изобретение — перемотка, одно нажатие на кнопку — и воображение не знает границ.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=B7uq6A2HpdA[/video]

Я не согласен с клише: «Важен только командный успех, мне плевать на личные достижения». Это скучная отговорка людей без амбиций из-за нехватки мастерства или характера. Успехи команды очень важны, но если я забуду о себе, то сослужу плохую службу партнерам. Команда складывается из личностей, как триумф складывается из множества желаний. И если повезет, ты тоже сотворишь историю.

Хотя штрафные моя страсть, я никогда не требовал бонусов в зависимости от количества реализованных «стандартов». Легкие деньги — не мой путь. Даже если бы у меня в контракте прописали сумму, она бы не захватила меня, в отличие от большинства нападающих. Забив определенное количество голов, они получают бонусы, что делает их жадными. Они эгоисты по природе, но деньги усиливают эту черту. Впрочем, иначе и быть не могло. Я отлично лажу с форвардами, даже если они немного капризны. В целом они мне нравятся.

Я никогда не полюблю предматчевые разминки. Ненавижу их каждой клеткой своего тела. Они вызывают у меня отвращение. Разминка — это мастурбация, которая приводит тренеров в боеготовность.

Не сомневаюсь, что она помогает избежать травм, но все равно это худшая часть работы — 15-минутная заноза в заднице. Четверть часа тратится впустую. Выполняя упражнения, я думаю о чем-то другом. В конце почти хожу пешком, это мой протест против невыносимого ритуала. Еще хуже, когда играешь в гостях, приходится выслушивать оскорбления болельщиков.

Мне неинтересно дергаться, чтобы разогреть мышцы. Главная мышца — сердечная, у меня она всегда готова на 100%. Я объяснял это каждому тренеру, с которым работал, но никто не обратил внимания. Они смотрели на меня, как на марсианина, особенно когда я предлагал избавиться от разминок перед тренировками.

Будь моя воля, мы бы играли сразу: и в середине недели, и в выходные. В Кубке Италии или Лиге чемпионов — где угодно. Даже на чемпионате мира, который я выиграл, хотя перед каждым матчем просто ходил пешком 900 секунд. Я настолько не люблю разминки, что придумал мантру, чтобы не впасть в депрессию: веду обратный отсчет, напоминая себе, что должен сохранять спокойствие, и пытка скоро закончится.

Возможно, у меня фобия. Хотя я считаю, что несправедливо затенять красоту. Если бы возле вас лежала голая Бар Рафаэли3, вы бы не сказали: «Подожди здесь, я вернусь через 15 минут». Все 15 минут вы бы думали только о ней. Вы бы отложили все на свете, что обнять ее и перейти к делу.

То же самое, когда думаешь о матче с «Реалом», «Барселоной» или другим топ-клубом. Хочется немедленно окунуться в игру, от этого сходишь с ума. Я нервничаю и злюсь, когда осознаю, что просто теряю время, разминаясь.

(Примечания:

1 — Жуниньо Пернамбукано — бывший бразильский футболист, полузащитник, выступал за сборную Бразилии. По неофициальной статистике, забил 75 голов со штрафных (рекорд за всю историю).

2 — За всю историю Серии А больше всех со штрафных забил Синиша Михалович — 28 голов. У Пирло — 25. В завершившемся европейском сезоне Андреа забил со штрафных больше всех — 6 голов.

3 — Бар Рафаэли — израильская модель. )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 17. «Пару раз Дель Пьеро не мог сдержаться и плакал на глазах у всех»

Мы похожи с Алессандро Дель Пьеро. Только на его лице во время разминки я видел ту же гримасу, что у себя самого. Его последний сезон в «Ювентусе» превратился в спортивную агонию. Прошлая любовь была обречена и умирала мучительно долго: секунда за секундой, часть за частью, пока не осталась односторонняя страсть. Если любовь безответна, она теряет смысл.

Он не играл и очень страдал. Это съедало его изнутри, несчастье читалось на лице. Казалось, он хочет разнести на куски все, что попадается на глаза. Он жил в ужасе, безуспешно пытался скрыть свои чувства. В жизни ты либо мужчина, либо актер, третьего не дано. Алессандро храбрился, но его состояние было очевидно. Он уникальный парень, который всегда оставался самим собой. Переезд в Сидней, который находится в 24 часах лета от Турина, ни капли не изменил его. Он чемпион и дома, и за границей.

Он жутко страдал, сидя на скамейке в последнем сезоне. Худшего наказания не придумать. Целый сезон он ложился спать без ужина и без десятого номера. Утешала только черно-белая полосатая пижама без номера на спине: классическая роба заключенного, которому заменили смертную казнь пожизненным заключением.

Алессандро никогда не жаловался одноклубникам. Всегда держал себя достойно. Он нечасто появлялся в раздевалке на протяжении недели, потому что работал с персональным тренером. Идеальный двигатель требует особенной заботы и внимания. Он приезжал на базу раньше всех и прятался в маленьком спортзале в нескольких метрах от того, где занимается команда. Присоединялся к остальным, когда появлялись мячи и начиналась отработка технических элементов. Мы всегда знали, что он рядом и появится в нужный момент. Грустили, потому что великий чемпион уходил из команды — своей команды, которая только вернулась на победный путь.

Он прекрасно понимал, что история заканчивается, но все равно очень расстраивался. В конце концов, мы говорим об одном из самых знаменитых лидеров в истории «Ювентуса». И когда я говорю об истории, то имею в виду и возраст, и влияние Дель Пьеро.

Я не знаю точно, что произошло между ним и президентом Аньелли. Не могу сказать, какая деталь механизма дала сбой, а интересоваться — не мое дело, но должны быть серьезные причины, чтобы пути двух уважаемых мужчин разошлись. Это их личное дело, но, думаю, проблемы начались из-за разных взглядов на продление контракта Дель Пьеро, которое так и не случилось. Стыдно, потому что он мог еще многое дать «Ювентусу». Такой человек всегда будет к месту. Я бы хотел, чтобы меня окружали великие люди и настоящие профессионалы, Дель Пьеро обладал обоими качествами.

Он не случайно сделал карьеру мирового уровня. Даже в последние дни, получив немного игрового времени, он демонстрировал свое величие в кратком изложении: несколько страниц, беглый обзор, и вы уже усвоили урок. В такие моменты он становился ребенком, хотя его возраст приближался к сорока. Пару раз он не мог сдержаться и плакал на глазах у всех. Так же отреагировал бы и мальчик.

После его предпоследнего матча за «Ювентус» (в мае 2012-го против «Аталанты»), эмоции взяли верх. Его эго, желание быть причастным, быть «бьянконери» прорвались наружу. Он залил раздевалку слезами, мы тоже плакали — с ним и по нему. Тогда он попрощался с командой перед отлетом в Сидней.

Для продолжения карьеры Алессандро выбрал другой конец света. Иначе и быть не могло. Если бы он остался в Италии или Европе, то постоянно тосковал бы по дому. Его связь с «Ювентусом» была почти физической: как один магнит притягивается к другому.

Благодаря моей патологической преданности сборной Италии люди говорят, что я принадлежу каждому. Иногда болельщики соперника аплодируют мне на чужих стадионах. Дель Пьеро пошел еще дальше: болельщики других клубов вознесли его на пьедестал за преданность одному клубу. Он выбрал «Ювентус» и сохранил ему верность, он не обычный футболист, а один из великих. Он заработал такую репутацию еще до того, как «Ювентус» снова начал побеждать и стал объектом всеобщей ненависти. Проблема в том, что спортивное соперничество очень часто перерастает в мужицкую грубость. Ее игнорируют, что провоцирует варварское поведение.

В других странах приезд автобусов с командами на стадион превращается в приятное зрелище. Мы идем сквозь коридор из болельщиков обоих клубов. Дети радуются, как и мы. Очень редко приходится завешивать окна, проезжая по городу.

В Италии выездные матчи превратились в кошмар. Поездка от отеля до стадиона напоминает полосу препятствий. Я устал от полицейского эскорта: машина сзади, машина впереди, звук сирен. У полиции хватает работы поважнее. Судьям, которые выносят приговоры против мафии, охрана куда нужнее. Мы, футболисты, обойдемся. Так было бы в идеальном мире, но не в Серии А.

Мы катимся вниз и не понимаем, что чем глубже упадем, тем сложнее будет выбраться. Дымовые шашки, слезоточивый газ, палки, камни, доски, болты — все это в нас уже бросали. В мой второй сезон в «Ювентусе» мы играл в Неаполе, и я думал, что все закончится очень плохо. Я редко попадал в такие передряги. Сотни людей осыпали нас проклятиями, как только мы направились из гостиницы к автобусу. Я могу пережить оскорбления и даже брошенные яйца, но ситуация быстро накалилась.

По мере приближения к стадиону «Сан-Паоло» нас забрасывали чем попало. Мы стали яблочком в игре «Попади в ювентини». После того как кирпич попал в окно, возле которого сидел Квадво Асамоа, кто-то из наших лег на пол. К счастью, стекло защитило Асамоа. В салоне воцарилась сюрреалистическая тишина. Мы поняли, что поездка дорого обойдется нам. Мысль, что мы могли заплатить за нее своими жизнями, время от времени беспокоит меня по ночам.

Где гарантии, что однажды вместо кирпича не прилетит пуля? Как контролировать сотни парней у дороги, которые собрались с одной целью — причинить нам вред? Вдруг среди них окажется человек, готовый на большее?

На гостевые матчи с нами ездят телохранители. Специальные агенты помогают, но хватит ли их в критический момент? Неприятно паниковать, но я совру, если скажу, что не задумывался над этим. Люди должны знать о дерьме, которое здесь творится. На юге и на севере Италии одно и то же. Тот, кто пытается объяснить это географией, ошибается.

Во время матчей к «Ювентусу» относятся, как к братьям Гавс1, преступникам с награбленным скарбом. Нас называют ворами, вспоминая кальчополи. Но если уж ворошить прошлое, то давайте вспомним Серию В. Свежее и болезненное искупление, о котором недоброжелатели почему-то забывают. Ребята хорошо устроились.

Петь песни, унижающие соперника, — очень итальянская черта. Первая задача — унизить оппонента, вторая — поддержать своих, если останется время. Кроме стадионов, где меня помнят по сборной Италии, меня называют сукиным сыном и куском го*на. Когда я получаю по ногам от их футболиста, трибуны требуют моей смерти.

Давайте говорить честно: мы недалеки от полного хаоса. Случаи насилия участились. Еще чуть-чуть, и мы сами не заметим, что перешли черту. Ультрас считают, что на их стадионе можно все. Если я остановлю одного из них на улице и назову дроч**ой, мало кто мне ответит. Но тысячи человек на трибунах постоянно орут это, и никто ничего не предпринимает.

Низкая культура боления заметна повсеместно. Мы должны исправить это, в том числе и футболисты, не подаваясь на провокации. Но очевидно законодательное бессилие. Кроме того, редко клубы владеют стадионами, на которых играют.

В этом смысле «Ювентус Стэдиум» — жемчужина. Каждый год мы зарабатываем 10 дополнительных очков только благодаря позитивной атмосфере. Руководители располагают информацией о каждом фане, сидящем на трибунах. За ними следят стюарды и видеокамеры. Если ты сделаешь что-то противозаконное, тебя быстро вычислят. Обычно люди должны вести себя прилично, потому что так правильно, но в отдельных случаях нарушение норм может спровоцировать бурю.

Будь я политиком (слава богу, я не политик), установил бы на стадионах небольшие камеры. Мини-тюрьмы, вроде тех, что есть в Англии. Если кто-то буянит, его сажают в клетку, и отпускают по окончании матча. И когда все дебоширы окажутся в тюрьме, откройте окна. Видит бог, нам нужно немного свежего воздуха.

(Примечание:

1 — Братья Гавс — братья-преступники из мультфильмов о Скрудже Макдаке. )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 18. «Я был бы счастлив увидеть Марио в футболке «Ювентуса»

Нам нужен Марио Балотелли. Он — особенный клинический случай, уникальная вакцина против расизма, который живет на итальянских полях. Ужасная банда расистов, стадо неудачников, которые взяли все худшее из истории. Они меньше, чем меньшинство, несмотря на то, что их скользкие лидеры иначе интерпретируют ситуацию. Эти парни воспользуются огнетушителем, чтобы остановить матч.

Когда я вижу Марио, я широко улыбаюсь. Так я даю знать, что поддерживаю его и говорю спасибо. Фаны соперников постоянно провоцируют и оскорбляют его. Да, его манера поведения не добавляет поклонников, но я уверен, что будь он белым, люди оставили бы его в покое.

«Если прыгнешь высоко, Балотелли умрет», — кричалка, которую я слышал и на «Ювентус Стэдиум», и на других аренах. Еще хуже обезьянье уханье, которое раздается повсеместно. Но такой прием не вгоняет Марио в депрессию, а только подстегивает. Он не потакает отбросам — и это самая умная линия поведения. Если ты отвечаешь дураку, то опускаешься до его уровня. Если игнорируешь их (к сожалению, признавая их существование), они остаются плавать в безбрежном смрадном болоте без друзей. Даже акулы рано или поздно умирают от одиночества.

Пранделли дал указания игрокам национальной сборной: «Если вы слышите, как с трибун оскорбляют Марио, подбегите к нему и обнимите». Ненависть погасится равной долей любви. Непопулярная, но эффективная идея.

В теории я не хотел бы уйти с поля в знак протеста, как сделал Кевин-Принс Боатенг в товарищеском матче против «Про Патрии», забрав с собой всю команду. Это не лучший способ противостоять расизму — больше похоже на капитуляцию, чем на борьбу.

Хотя если кто-то из моих партнеров станет жертвой расизма и откажется продолжать игру, я уйду с ним и с остальной командой. Он знает, что чувствует, и ему принимать окончательное решение. Я покину поле, только если согласится вся команда. Чтобы предсказать реакцию, нужно пережить что-то подобное.

Я счастлив, что Марио такой, какой он есть. Он напрасно реагирует на провокации, но не позволяет негативу влиять на игру. Забив гол, он может приложить палец к губам, предлагая фанам соперника заткнуться. Это приводит их в бешенство, они кричат о цвете его кожи, а Марио просто улыбается в ответ. Он делает из них дураков. Я думаю, он способен стать символом борьбы с расизмом и в Италии, и во всем мире.

Если говорить о футболе, то уровень Марио не вызывает вопросов. Я был бы счастлив увидеть его в футболке «Ювентуса». Топ-игроки на пике формы могут выбирать клуб, за который выступать. Но для Марио существует лишь одна команда. Я не раз слышал от него: «Парни, рано или поздно я буду играть за «Милан». Я рад, что организовал несколько его голов за сборную Италии. Только раз я допустил мысль, что он перейдет в «Ювентус». В интервью Sky он сказал: «Я действительно хочу изменить мнение фанов «Юве» обо мне».

Возможно, в будущем мы сыграем в одной команде. Я говорю это, зная его агента Мино Райолу, дельца мирового уровня, который продаст собственное имя, чтобы заключить сделку. В прямом смысле. Однажды соавтор этой книги спросил у него:

— Мино, уточни, на какой слог падает ударение в твоей фамилии?

— Говори как хочешь, если платишь мне деньги.

Давайте просто поаплодируем ему.

Для Марио переход в «Ювентус» привнес бы эффект барокамеры с постоянным давлением на идеальном уровне. Посмотрите на Маркизио, Кьеллини и Буффона, и вы поймете, что это за команда. Они всегда веселы, полны энтузиазма, готовы помочь. И, если нужно, заставят тебя передумать.

Балотелли любили бы и воспитывали бы в раздевалке, где тяжелая работа — рутина. Где жертвовать собой — обязанность, и нельзя покачать головой и отказаться. Никто не жалуется, потому что вокруг куча достойных итальянских футболистов. Они впитали историю клуба, знают его взлеты и падения. Им не нужны советчики и поводыри. Футболисты сборной скрепляют команду, они — наша движущая сила.

Так же было в «Милане», но не в «Интере». Пранделли знает, как работает «Ювентус», поэтому вызывает в сборную наш костяк. Но никто не чувствует себя чужаком. У нас демократия. Хотя если бы Буффон захотел, то мог бы встать и сказать: «Я принимаю решения. Я капитан. Я играл в футболке «Юве» в Серии В». Но он никогда так не говорил и не собирался. Он слишком умен и слишком хорош.

Многие болельщики ужаснутся, прочитав это, но я уверен, что понижение в классе катализировало наши успехи. Оно помогло поднять до определенного уровня чувство принадлежности клубу. Возвращение в Серию А далось трудно, но чистая злость трансформировалась во что-то положительное. Команда искупила ошибки и теперь не стоит стыдиться: быть ювентино почетно. До самого конца, как говорит президент Аньелли.

Когда негатив остался позади, позитивный взрыв принес замечательные результаты. Черно-белый большой взрыв, который сотворил новый мир, очень похожий на старый. «Ювентус» продолжил летоисчисление от себя самого. Люди снова боятся нас, с каждым годом все больше. Каждый день нам напоминают об этом, в том числе Антонио Конте, он приносит в раздевалку газеты, в которых соперники говорят о нас. Он с маниакальным упорством собирает вырезки и клеит их на дверь самой секретной комнаты. Он подчеркивает красным маркером статьи, которые мы обязательно должны прочитать.

Люди обсуждают неквалифицированного1 президента. У нас хороший пресс-аташе. Раз в неделю он делает подборку материалов о «Ювентусе». Посыл понятен. Против «Юве» все играют по-особенному, даже аутсайдер, потерявший все шансы. Они хотят снять большой скальп.

— Парни, вы читали, что написал этот парень? Он клянется, что у нас слабая подстраховка, — начинает Конте.

— Это бред, тренер.

— Это бред, но если мы мужчины, то выйдем и докажем, что он ошибся. Посмотрите, здесь пишут, что нас ждет спад.

— Тоже чушь.

— Нельзя попадаться на эту удочку, нужно победить и опровергнуть его. Вы читали статью, которую я подчеркнул?

— Да, тренер. Какой-то кретин назвал нас самой скучной командой на планете.

— Точно. Если встретите его, поблагодарите. Он сделал нам комплимент, значит, мы вернулись. Люди снова боятся нас. Мы славим свое имя. Запомните навсегда: соперники хвалят только тех соперников, которых точно победят.

— Тренер, там еще написано, что вы сумасшедший.

— Вот видите. Он сделал тысячу идиотских выводов, но один раз не ошибся. С вас 1 евро 12 центов.

— За что?

— За газету

(Примечания:

1 — Андреа Аньелли называют неквалифицированным, поскольку он получил бизнес и «Ювентус» в наследство. Его противопоставляют президенту Сильвио Берлускони, который сделал себя сам. )

Автобиография Андреа Пирло. Глава 19. «Матри бьет в сторону углового флажка и говорит, что виноват конъюнктивит»

В фигуральном смысле Матри платит за все. Неста перебрался в Канаду, с Де Росси мы встречаемся только в сборной, поэтому по неписанному правилу мой нынешний сосед по комнате — моя первая жертва1.

Если честно, издевки над Матри похожи на обстрел Красного Креста, хотя он предпочел бы, чтобы я разбомбил госпиталь. Матри — ипохондрик. Он считает, что болен всеми существующими недугами. Доходит до того, что порой он думает, что играет за «Торино», хотя на самом деле с ним все в порядке.

Он ноет: «Доктор, у меня пневмония, я знаю». Или видит маленький прыщик и начинает: «У меня аллергия, я съел что-то не то. Помогите, помогите! Я умираю! Доктор!» Не приведи господь он расчешет нос: «Только не герпес, доктор, нет!»

То же самое на поле. Он бьет в сторону углового флажка и объясняет: «Мама миа, виноват конъюнктивит». Я вмешиваюсь, пытаясь его успокоить: «Ты на 100% здоров. Твоя единственная проблема в том, что ты дроч**а».

Он смеется, из-за чего начинается зубная боль. Потом краснеют уши. Я знаю его, мне нравится Матри, поэтому я не могу не шутить над ним:

— У тебя из носа течет кровь, большая кровопотеря.

— Это эпистаксис!

— Эпи-что?

— Эпистаксис — маленькая геморрагия.

— У тебя геморрагия мозга…

— Геморрагия мозга!!

— Я сдаюсь.

Любая мелочь — и Матри идет к врачам. Если он думает, что у него грипп, то меряет температуру каждые две секунды. В какой-то момент я заподозрил, что термометр доставляет ему удовольствие. Как-то ночью я решил пошутить. Когда он заснул, я прикрепил плакат с Андреа Бардзальи над его кроватью. Я сфотографировал его на телефон и разослал друзьям с подписью: «Это любовь». Абсолютная ложь, конечно, как и болезни Матри.

Когда он в ванной чистит зубы, бреется или наводит красоту своими бесконечными лосьонами, я ору, как сумасшедший.

— Что за херня, Андреа? У меня случится сердечный приступ.

— Аааа, снова…

Он очень тревожный тип, боится всего на свете. Доктор ненавидит его. Я ценю его, как он ценит Бардзальи, у него есть бесценное качество: одно касание — и мяч в сетке. Еще одно касание — и еще один гол. У него фантастическая статистика2, он очень недооцененный футболист. Если бы я был президентом клуба, то парень вроде него был бы вверху списка трансферных целей. К тому же у него гарантия на миллион лет. Я не раз говорил ему:

— Але, ты можешь доставить головную боль любому защитнику в Серии А.

— Головную боль?

— Не переживай, это фигура речи.

Когда-нибудь я сниму его скрытой камерой и выложу видео на YouTube, за ночь оно станет хитом. Но вы сможете посмотреть его только раз до того, как оно уничтожит себя. В футболе Паганини умирает еще до рождения3. В футболе нельзя переиграть момент по новой. Ошибки футболистов и ошибки арбитров нельзя исправить. И использование повторов запрещено существующими правилами.

Рефери страдают, потому что руководители держатся за глупые и старые традиции. Чиновники не вводят повторы, хотя они разрешили бы половину спорных эпизодов и облегчили бы жизнь футболистам.

На чемпионате мира-2006 Зидана удалили после того, как он боднул Матерацци. Все знают, что рефери Горацио Элизондо принял решение по совету ассистента, который увидел повтор на большом экране, хотя его не должны были показывать. К счастью для нас, они не умели читать по губам.

В сегодняшней обстановке использование технических средств очень помогло бы судьям. Они не роботы и, по теории вероятностей, обязательно ошибутся. Я никогда не мог понять, как лайнсмену удается зафиксировать момент паса и положение игрока на линии офсайда. Даже четырехглазый монстр не справился бы.

Сказать «нет» технологиям — в духе спортивного третьего мира. Все, что нужно, — маленький монитор, у которого стоит резервный рефери. Мне всегда казалось, что четвертый рефери звучит как специальный агент. В режиме реального времени они оценят самые сложные эпизоды. Пересек ли мяч линию? Было нарушение в штрафной или за ее пределами? Был ли офсайд? За пять секунд решатся вечные проблемы. Рефери по-прежнему будет оценивать большинство эпизодов, например, был ли фол, поскольку ни один видеоповтор не ответит на 100%.

Я хочу, чтобы футбол шел в ногу со временем. Но верхушка властной пирамиды, где завяли мозги и решают кошельки, пытается жить по-старому. Они забыли, что раньше играли с острыми шипами, а мяч весил больше килограмма. В те дни не было телекамер. Я не утверждаю, что Джон Уэйн4 снимался бы в научной фантастике, но Стивен Спилберг определенно загрустил бы без спецэффектов.

Нужно сделать следующий шаг, если мы хотим изменить мышление и соответствовать времени. Нужно принимать в расчет не только изменения на поле, но и в обществе. Нам не нужны чиновники, которые клюют носами в удобных креслах. Даже если они протрут один глаз, этого будет достаточно. Они не понимают, что их архаичное мышление очень вредит арбитрам. Они остаются в позиции жертвы, в прицеле снайперов. То, что они не заметили за долю секунды, весь мир видит по телевизору. И люди перед экранами говорят: «Он прое**л момент, вот идиот». Хотя должны говорить иначе: «Бедняга, ему приходится работать в каменном веке».

Черно-белое ТВ осталось в прошлом. Но некоторым нужно признать хотя бы изобретение телевидения. Это пойдет на пользу тем, кто до сих пор негодует по поводу «гола» Салли Мунтари в матче «Милан» — «Ювентус» в 2012-м. Возможно, они наконец угомонятся и удалят фото из телефонов.

После каждого матча, чаще в Серии А, чем в Лиге чемпионов, тренеры и официальные лица выстраиваются в очередь, чтобы раскритиковать судейство. Они обсуждают ошибки, которые вывели их из себя. Болезненная вивисекция продолжается часами. Они говорят об «идеальном решении» и сравнивают его с тем, что сделал рефери. Вывод всегда один: «Судья неправ. Снова. На него нельзя положиться».

Люди должны быть честнее. Игроки должны помнить о неточных передачах. Тренеры — об ошибках с расстановкой. Руководители — о плохих футболистах, которых купили. Фаны — о речевках, которые скандируют. Матри — о своей ипохондрии. Судить других всегда весело. Посмотреть на себя гораздо труднее.

Нужно прояснить одну вещь. «Пора окунуться в будущее» — это не слоган на выборах и не реклама бассейна в Ньоне или Цюрихе. Эти слова должны стать способом мышления, стремлением сделать игру лучше. Другие виды спорта прибегли к повторам и не стали хуже.

[video]https://www.youtube.com/watch?v=Wfe6fisAMTE[/video]

Представьте, что у Рафаэля Надаля матч-поинт на чемпионате Австралии. Судья на вышке засчитывает очки, эйс Надалю и титул. Но «орлиный глаз» показывает, что был аут. Матч продолжается, Надаль идет подавать снова, соперник даже не открывает рот, а судья поднимает руку, признавая свою ошибку. Болельщики за секунду забывают эпизод. Никто не пострадал, никаких споров.

Либо мы перейдем на синее покрытие, как в теннисе, либо согласимся использовать технологии, независимо от турнира. Третьего не дано.

(Примечания:

1 — Летом 2013-го, уже после публикации книги, Алессандро Матри перешел в «Милан», а нынешней зимой подписал арендной соглашение с «Фиорентиной».

2 — В 351 матче на клубном уровне Матри забил 97 голов — не самые фантастические показатели.

3 — Когда Николо Паганини было 6 лет, все подумали, что он умер, но мальчик пришел в себя и задвигался во время собственных похорон.

4 — Джон Уэйн — американский актер, которого называли «королем вестерна».)

test.chelsea-fc.ru

Автобиография Андреа Пирло. "Мыслю, следовательно, играю"

Автобиография Андреа Пирло. "Мыслю, следовательно, играю"